Секунда, вытянувшаяся жгутом баллисты, придавленная к раскаленному песку качающимся небом. Долгая секунда тишины, и потом вдруг осознание – все кончилось, больше толчков не будет, это все, действительно все, ты выжил, парень, и теперь можно попытаться осознать, что же все-таки произошло. Медленно, как в тающем бэдтриповом видении, я оторвал от песка голову. В ушах гудел странный звук, как будто на фоне прибоя кто-то медленно ведет ключом по стеклу. Болела спина. «Песок, я на песке, – промелькнуло в мозгу, – надо убираться с этого гребаного песка, но медленно, без лишнего звука, чтобы не разбудить тех, кто внизу...» Но тело не слушалось. И это было хреново, потому что я его чувствовал. Ощущал, как болят ноги, как что-то твердое уперлось под лопатки, как саднит руки. Я чувствовал свое тело, но ему было глубоко насрать на меня. И еще этот гул в голове, который становился все ближе, как будто прямо на меня надвигалось что-то огромное.
Надо было найти Буги и Сабжа. Хотя бы позвать их. Вскрикнув от боли, я повернул голову в сторону горного хребта и тут заорал еще громче, хотя боли больше не чувствовал: прямо на меня неслась волна высотой в несколько метров. И она была не из воды – жуткая смесь камня и песка шла стеной в мою сторону со скоростью дизельного тепловоза.
Я еще успел перевернуться на живот и сделать два жалких рывка руками. Потом меня ударило под колено, в пах, в грудину, в солнечное сплетение, в висок... и я с хрипом погрузился в темноту болевого шока.
В банке данных Полковника чего только нет, какой только информации. Терабайты обобщенного знания человеческого. И незнания. Можно прожить жизнь, не узнав и мельчайшей доли того, что собрано в этой коллекции. И все же я не могу отделаться от мысли, что от серверной Полковника несет мертвечиной. Она и похожа на склеп – выложенный из бетонных плит куб без окон с единственной дверью, при открывании которой наружу вырываются клубы пара от кондиционеров, поддерживающих там минимальную температуру. А многочисленные провода, обвивающие серверную снаружи и изнутри, наводят на мысль о покрытой лианами гробнице инков, затерявшейся на заросшей джунглями территории мертвой цивилизации.
Давным-давно здесь, в сердце метрополии Нагасаки, вдали от населенных пунктов, располагался огромный сверхсекретный институт, о котором часто писали в «желтой прессе». Этот склеп был серверной уже тогда, и Полковник потом всего лишь воспользовался оставшимся там оборудованием. Так же, как и сохранившимися сведениями. Он их нашел, расшифровал и преумножил. Не будь здесь Территории Штиля, все могло сложиться иначе. Хотя, как сказать... Ведь уже тогда было все предрешено. Дело только в деталях. В оттенках.
Эти оттенки и детали не дают мне покоя. Вот представьте: умирают два человека: один создал шедевр, оставшийся в веках, и другой не сделал ничего ценного с точки зрения истории. Одного помнят, другого – нет, и вроде бы выходит так, что первый, хотя и умер, продолжает жить. А второй просто умер, и все: был и не стало. Могила потерялась, обелиск, при наличии оного, покосился, имя с таблички стерлось, а если и не стерлось, все равно ничего никому не говорит – даже цифры, обозначающие начало и конец его земного бытия, и то интереснее.
И что? Какое мне будет дело до человечества там, за гранью? До его памяти и его беспамятства. Будет ли это иметь хоть какое-то значение? Я не затрагиваю скользкую тему смысла жизни и смысла смерти. Я всего лишь хочу знать – есть ли смысл в смысле жизни и смысле смерти? В чем фишка? В чем Промысел?
Среди хранящихся в архиве Полковника данных я нашел и сведения о землетрясениях. Собственно, за ними и полез. Там, в предгорье, попав под последние, слабые толчки, я ни хрена не успел понять. А ведь это было землетрясение! Катаклизм! Но я могу описать только, как меня кидало из стороны в сторону да где потом болело. Как-то это несопоставимо мелко. Огромная плюха Земли встряхнулась, передернула шкурой, превратила километры незыблемого в дрожащую, идущую волнами неуверенность. Но, увы, все эти жалкие сорок секунд катаклизма мне было не просто не до размышлений, мне было даже не до осознания происходящего. Свершившийся факт утвердился в моем мироощущении постфактум. И я выпросил у Полковника доступ к информационному банку.
Задав в поиске слово «землетрясение», я получил чуть меньше двенадцати гигабайтов информации, в том числе почти два гига текстовых файлов. Чтобы было понятнее: одна книга в электронном формате весит меньше мега; в гигабайте – тысяча мегабайтов. Суммарный объем текстовых файлов равнялся примерно тысяче томов объемом от семисот до тысячи страниц. Короче, такой объем данных я даже вообразить себе не мог. Хотя родился и вырос в век активного развития Интернета.
Чего там только не было: научные труды по геологии (которые я, открыв пару страниц наугад, отсеял), библейские цитаты и теологические труды, исторические хроники, летописи, фольклор, свидетельства очевидцев, тонны поэзии (которую я тоже отложил за ненадобностью), пособия по выживанию, фото-, видео– и аудиоархивы, какие-то малопонятные схемы и чертежи, специальные программы и прочая, прочая, прочая. Уже через час работы я точно знал только одно – что ровным счетом ничего не знаю о землетрясениях.
То же самое вынужден признать и теперь. Крупицы разрозненной информации, выловленные мною наугад, нельзя назвать знанием. Но это все, чем я могу оперировать.
Пока на меня не рухнула информация из промороженных внутренностей серверной, я даже предположить не мог, что землетрясение – штука, в общем-то, обыденная и даже тривиальная. Ежегодно на планетарном диске происходит несколько тысяч таких катаклизмов.
Я-то был уверен, что если уж Землю начинает трясти, то это нечто из ряда вон выходящее. Таинственное, насквозь пропахшее роком явление, кара Божья и тому подобное. А оказалось, что судороги тверди – явление мало того, что объяснимое и неплохо (хотя и недостаточно) изученное, но и вполне естественное. Суть в том, что планетарный диск, вернее, его внешняя часть – это вовсе не однородная масса, а несколько гигантских тектонических плит, которые находятся в постоянном движении. Причин у этого перманентного движения несколько: прежде всего, раскаленные потоки воздуха, идущие от панциря Черепахи, и движения слонов. Ну, и еще влияние холодной Луны и горячего Солнца.
Так вот, перманентно перемещаясь, плиты периодически сталкиваются. Человек этого не замечает, поскольку движутся они по миллиметру в год и, естественно, без всяких там ударов, хлопков и прочего. Но если уж одна плита в другую уперлась, то будут они бодаться до морковкина заговенья, как два упрямых барана. Сколько такое бодание может продлиться, предсказать невозможно. Огромные массы земли, камня и всего остального давят друг на друга в течение многих лет, напряжение растет, накапливается, и в конечном итоге одна из плит не выдерживает: ломается и крошится, как больной зуб. Происходит внезапное высвобождение энергии, которое, собственно, и выражается в колебаниях земной поверхности. Земля начинает уходить из-под ног, вздыматься, опадать, вибрировать, раскалываться, идти волнами и так далее и тому подобное. Другими словами, происходит мгновенное смещение огромных масс литосферы. Источники колебаний располагаются обычно на значительной глубине, и прущая от них деструктивная энергия, доходящая до поверхности планетарного диска, в целом, значительно ослабляется толщами земли.