Видимо, не только Катя смотрела на зеркальный потолок.
Кто-то из нападавших тоже обратил на него внимание и использовал, чтобы скорректировать огонь. Как наблюдатель на артиллерийской позиции, он просчитал траекторию пули, приподнял руку над опрокинутым столом, который использовал как прикрытие, и выстрелил в сторону дивана, за которым прятался хозяин кабинета.
Павел вскрикнул и выронил пистолет: пуля попала ему в кисть правой руки.
Он попытался перехватить оружие левой рукой, но потерял несколько драгоценных секунд, которых хватило его противникам: они в два прыжка преодолели разделявшее их расстояние и дружно навалились на Павла.
Его скрутили, рывком подняли с пола и усадили на чудом уцелевший розовый табурет.
Один из бойцов подошел к входной двери, отодвинул засов.
Дверь распахнулась, и в разгромленный кабинет первым вошел могучий угрюмый человек лет шестидесяти, в котором Катерина узнала верного подручного, правую руку дяди Васи – старого уголовника по кличке Лопата.
А следом за ним…
Катя не поверила своим глазам.
Следом за ним вошел… дядя Вася!
Старик шел своими ногами, и походка его была твердой, решительной и упругой, как у совершенно здорового и даже не очень старого человека. Неужели это тот самый старик, который несколько часов тому назад не мог встать с инвалидного кресла?!
И лицо его, хотя и не помолодевшее, было твердым, волевым, словно выкованным из бронзы. В нем не осталось и следа той болезненной бледности и старческой немощи, которые так поразили Катю во время их прошлой встречи.
– Дядя Вася, как же… ведь вы были больны… – удивленно проговорила Катя, вставая на ноги и выходя из угла.
Но старик даже не взглянул на нее.
– Потом, Котенок, потом! – отмахнувшись, он направился прямиком к Павлу.
– Ну что, Рафинад, допрыгался? – проговорил он, наклонившись над связанным противником. – Думал, старик спекся? Думал, можно меня свалить? Не дождешься! Молод ты со мной тягаться!
– Как… как ты нашел меня? – прохрипел Павел, облизав пересохшие губы.
И вдруг в его глазах мелькнуло понимание.
Он нашел взглядом Катю и протянул с горечью:
– Она… это она тебя привела…
Старик негромко засмеялся, словно порадовавшись хорошей шутке:
– Она… хорошо все вышло…
– Дурак я… – с горечью проговорил Павел, покосившись на Катю. – Не допер… не обыскал ее как следует…
– Я?! – вскрикнула Катя, как от удара. – Как это… как я могла привести…
И тут до нее дошло.
Она сорвала со свитера брошь с изумрудом, перевернула ее… и увидела на обратной стороне украшения приклеенную к платине пластинку микрочипа.
– Передатчик… – протянула Катя, до которой наконец дошла суть хитрой игры старого уголовника.
– Так ты не знала?! – недоверчиво протянул Павел и повторил, повернувшись к старику: – Так она не знала?! Ну, Свояк, ты даешь! Силен!
В этих словах отчетливо слышалось уважение побежденного к достойному, сильному победителю.
А Катя почувствовала себя обманутой, оскорбленной, униженной, словно облитой грязью.
Ее использовали – втемную, использовали как приманку, как неодушевленный предмет… использовали подло, цинично, и кто – человек, которому она верила, человек, которого она считала одним из самых близких людей…
И самое ужасное – этот человек ее родной отец!
– Как ты мог! – бросила она, окинув старика полным ненависти и презрения взглядом. – Как ты мог так со мной поступить!
– Не сердись, Котенок! – проговорил дядя Вася, шагнув к ней и попытавшись обнять за плечи. – Я был вынужден… ты же понимаешь – это страшный мир, вокруг только акулы и пираньи… стоит зазеваться, показать слабость – живьем сожрут! Ты не представляешь себе, как трудно сейчас приходится старому человеку! У новых людей, у поколения, которое приходит нам на смену, нет никакого уважения к возрасту, к опыту…
– Я тебя еще и пожалеть должна? – выдохнула Катя, оттолкнув старика. – Убери свои руки! Какой спектакль передо мной разыграл! Инвалидное кресло… старый, больной человек… если уж тебе так нужна была моя помощь – сказал бы честно… я бы поняла…
– Ты не смогла бы проделать все так хорошо, – проговорил старик скучным голосом учителя, объясняющего троечнику решение задачи. – Ведь ты – не актриса…
– Зато ты – отличный актер! – бросила Катя, отстраняясь. – Тебе дали бы «Оскара» за лучшую мужскую роль… второго плана!
С этими словами она швырнула изумрудную брошь на пол, наступила на нее ногой и бросилась к открытой двери.
– Ну что ты, Котенок! – крикнул вслед ей старик. – Не надо так со мной! Если бы ты знала, как мы друг с другом связаны, ты бы так не говорила!
– Я знаю! – крикнула Катя, прежде чем выскочить в коридор.
Лицо старика исказила короткая судорога. Он выдохнул воздух сквозь сжатые зубы, издав змеиное шипение, и вскинул пистолет.
Сначала он направил его на Павла, но взял себя в руки, перевел ствол на разбитый аквариум и выстрелил в осьминога.
Огромный моллюск дернулся и застыл. Его щупальца какое-то время судорожно извивались, но вскоре замерли, неподвижно вытянувшись, на дне опустевшего аквариума.
Катя, глотая слезы, бежала по коридору.
Все ближе и ближе слышались звуки бессонного человеческого прибоя, звуки ночного клуба. Коридор то и дело поворачивал, как ход в лисьей норе. Катя в очередной раз повернула, и перед ней оказалась закрытая дверь. Она дернула за дверную ручку – и на нее разом обрушился гул сотен голосов, грохот музыки.
Катя вышла из служебного отсека и оказалась в помещении клуба. Об этом говорили кричащая, ядовито-кислотная отделка стен и ослепительная подсветка.
Прямо рядом с ней оказалась дверь женского туалета.
Катя вошла туда, чтобы привести себя в порядок.
Перед зеркалом стояла рыжая девица в коротком золотистом платье и босоножках на немыслимой платформе. Девица занималась делом: она рассыпала на стеклянной подзеркальной полочке дорожку белого порошка и свернула в трубочку пятисотрублевую купюру.
Увидев входящую Катю, она недовольно поморщилась и проговорила:
– Ну, нигде покоя нет! Слушай, подруга, не мешай мне, а?
– Никто тебе и не мешает, – огрызнулась Катя. Она подошла к зеркалу и оглядела себя.
Дорожки слез на щеках, растрепанные волосы, измятая одежда…
Рыжая девица тоже разглядела ее и присвистнула:
– Ну, подруга, у тебя и видок! Ты откуда такая – из колхоза «Заветы Ильича»? Как тебя фейсконтроль пропустил?