Багби с безразличным видом пожал плечами и развалился на стальном стуле.

– А почему труп не бросили в каком-нибудь закоулке, а потрудились завернуть его в мешок и дотащить до мусорного бака? На все это нужно время. И силы.

– Может, убийц было двое.

– И на них были резиновые перчатки?

– Какие еще перчатки? – злобно буркнул Багби.

– Лаборатория обнаружила медицинский тальк на ткани мешка. Таким тальком пересыпают новые резиновые перчатки.

– Может, этот тальк от перчаток в самой лаборатории. – Багби со скучающим видом ковырял стенку пальцем.

– Вряд ли. Они не первый день работают! А торговцы наркотиками, в целом, пренебрегают стерильной чистотой. – Теперь пришел черед Одри злиться: Рой Багби явно не давал себе ни малейшего труда пошевелить мозгами, словно все это его вообще не касалось.

– А где Нойс? – прошипел Багби. – Я его не вижу.

– Что?

– Я думал, ты выпендриваешься перед сержантом Нойсом.

«Спокойно! – подумала Одри и стала повторять про себя: – Принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию».

Взяв себя в руки, она негромко проговорила:

– Я ни перед кем не выпендриваюсь. Я просто делаю свою работу.

Багби с трудом выпрямился на стуле и уставился на Одри осоловелыми глазами.

– Я знаю, что вы меня не любите, – с замиранием сердца заговорила Одри, – но не собираюсь извиняться перед вами за то, какая я есть. Боюсь, что вам придется потерпеть. Я вас не осуждаю, так постарайтесь не осуждать и меня. Это не частная лавочка. И принадлежит не вам. Это полиция. Если не хотите расследовать вместе со мной это дело, скажите об этом Нойсу. Или давайте работать.

У Багби был такой вид, словно он не знает, что лучше сделать: придушить Одри или убраться ко всем чертям, хлопнув дверью. Через несколько секунд он прошипел:

– Это ты-то меня не осуждаешь? Да святоши вроде тебя только этим и занимаются. Вы только и делаете, что следите за тем, кто что-то делает не так, и радуетесь, что вы лучше всех. В рай небось собралась? Молишься небось по вечерам? Упрашиваешь своего боженьку?

– Довольно!

В этот момент дверь со стуком отворилась. Вошел сержант Нойс.

– Скажите-ка, – начал он, переводя взгляд с Одри на Багби и обратно, – а вы изучали сводки о лицах, пропавших без вести в нашем городе?

– Сегодня утром, – ответила Одри. – Но сегодня утром в Фенвике никого не искали.

– Проверяйте почаще. Иногда о пропаже родственников заявляют не сразу.

– Вы имеете в виду кого-то конкретного? – спросил Багби.

– Нет, – ответил Нойс. – Но все равно стоит время от времени проверять.

7

Ник связался с Эдди по обычному телефону, не прибегая к электронным средствам коммуникации, так как боялся, что все, проходящее через них, оседает где-то в чреве серверов.

По предложению Эдди они встретились снаружи у юго-западного выхода из административного корпуса, недалеко от помещений службы безопасности. Эдди не хотел разговаривать внутри здания. Интересно, почему? Почему начальник службы безопасности «Стрэттона» не решается говорить внутри помещения, находящегося под его же охраной?

Ник с Эдди шли по мощеной дорожке вокруг стоянки. В воздухе витали запахи навоза с соседних ферм и жженой бизоньей травы.

– Ну и в чем дело? – спросил Эдди, закурив сигарету. – У тебя озабоченный вид.

– У меня? – криво усмехнулся Ник. – Интересно, с чего бы мне волноваться?

– Вот и я говорю.

Оглядевшись по сторонам, Ник прошептал:

– Что ты с ним сделал?

– Это тебе не нужно знать.

Кругом было тихо. Только стучали каблуки по асфальту.

– Мне надо знать.

– Тебе лучше ничего не знать. Поверь мне.

– Ты избавился от пистолета или он все еще у тебя?

– Чем меньше ты знаешь, тем лучше, – покачал головой Эдди.

– Ну ладно. Знаешь, я думал… Мне кажется, надо заявить в полицию. Я просто не могу по-другому. Это же была самооборона. Я знаю, что мне придется нелегко, но если я найду умелого адвоката, я выкручусь.

– Нет, – усмехнулся Эдди. – Образно выражаясь, сегодня не отрыгнуть вчерашний персик.

– Это как?

– Ты хотел, чтобы труп исчез, и я сделал так, чтобы он исчез. – Эдди явно с трудом сдерживал раздражение. – Ты замешал меня в свое преступление.

– В панике я принял необдуманное решение.

– Знаешь что, – сказал Эдди. – Не суй носа туда, в чем ничего не смыслишь. Я не указываю тебе, как ты должен управлять «Стрэттоном», а ты не командуй мной, когда речь идет об убийствах, полиции и так далее. Я на этом собаку съел.

– Я тобой не командую, я просто ставлю тебя в известность о своих намерениях.

– Теперь твои намерения касаются и меня, – сказал Эдди. – А я накладываю на них вето. Ты ни о чем не будешь заявлять и ничего не будешь предпринимать. Уже слишком поздно.

8

Они остановились перед скромным домом на 16-й Западной улице в районе Стипльтон. Одри чувствовала себя не в своей тарелке. Ей всегда было не по себе при первой встрече с родственниками убитого. Ей трудно было переносить выражение недоверия, боли, горя и отчаяния на их лицах. Сержант Нойс с самого начала предупреждал ее, что все это ни в коем случае нельзя принимать близко к сердцу, чтобы не сойти с ума. Надо защитить себя от чужих эмоций, даже если придется для этого казаться черствой, циничной и бесчувственной. Нойс утверждал, что этому можно научиться, но пока Одри не овладела этой наукой.

Одри больше нравилось само расследование, даже самые скучные и монотонные его стороны, когда у Роя Багби лопалось терпение. Но она не могла выносить чужое горе, не будучи в состоянии чем-нибудь ему помочь. В лучшем случае она могла обещать, что найдет убийцу чьего-то отца или чьей-то дочери, понимая при этом, что вернуть этого отца или эту дочь она не в силах.

В полицию поступило заявление от женщины, чей отец не вернулся домой в пятницу вечером. Описание этого человека: возраст, рост, вес, одежда – все совпадало. Одри не сомневалась в том, что речь идет именно об этом трупе. Из отдела по работе с населением тут же позвонили заявившей женщине и самым деликатным образом оповестили ее об обнаружении мертвого тела, которое, чисто теоретически, может принадлежать ее отцу. Женщину вежливо попросили посетить морг в больнице им. Босуэлла, чтобы убедиться в том, что это другой человек.

Алюминиевая дверь дома открылась и закрылась еще до того, как Одри успела выйти из машины, к которой шла теперь небольшого роста девушка. Она была просто миниатюрной и с расстояния семи метров казалась маленькой девочкой. На ней были белая футболка, линялые, запачканные какой-то краской джинсы и потрепанная джинсовая куртка. Волосы у нее на голове торчали в разные стороны, как у дикобразов, панков или вольных художников. Руки при ходьбе болтались в разные стороны, как у тряпичной куклы.