– Вы из полиции? – спросила она. У нее были большие, влажные карие глаза. Вблизи она оказалась очень миловидной и хрупкой. Ей было лет двадцать пять-тридцать. На лице застыло то самое выражение испуганного недоверия, которое Одри уже десятки раз видела у родственников погибших. Для такого изящного телосложения у нее был довольно низкий, приятный голос.

– Меня зовут Одри Раймс, – представилась Одри сочувственным тоном, протянув девушке руку. – А это мой напарник Рой Багби.

Рой стоял возле открытой водительской дверцы и не пожелал приблизиться к девушке, чтобы обменяться с ней рукопожатием, явно считая это лишней церемонией. Он лишь помахал девушке рукой и улыбнулся одними губами.

«Ну иди же сюда, пентюх! – подумала Одри. – Если ты так плохо воспитан и такой чурбан, что не испытываешь ни капли сочувствия, возьми на себя труд хотя бы это не показывать!»

– Кэсси Стадлер, – ладонь девушки была теплой и влажной. Тушь у нее на ресницах была чуть размазана. Она уселась на заднее сиденье полицейского автомобиля, и Багби тронулся с места.

Теперь Одри должна была разрядить обстановку в машине и постараться успокоить девушку. Но чем успокоить человека, которого везут в морг, скорее всего, на встречу с трупом отца? Кэсси Стадлер наверняка так же хорошо, как и Одри, знала, кого увидит в морге, но Одри все равно повернулась на переднем сиденье и стала разговаривать с девушкой.

– Расскажите мне о вашем отце, – попросила Одри. – Он часто гуляет по ночам?

Одри надеялась, что «гуляет» вместо «гулял» успокоит девушку.

– Нет, – коротко ответила Кэсси Стадлер.

– Он может заблудиться? Потерять дорогу?

– Что? А, заблудиться! Да, может. Иногда. В его-то состоянии неудивительно…

Одри, затаив дыхание, ждала продолжения откровений, но тут громовым голосом вмешался Багби:

– А ваш отец часто шлялся в Гастингсе?

В прелестных темных глазах девушки промелькнули удивление, обида, досада, горе… Не в силах все это переносить, Одри отвернулась и стала смотреть прямо перед собой.

– Значит… – пробормотала наконец девушка. – Значит, папа умер…

В молчании они заехали на стоянку больницы. Одри еще не приходилось выступать в этой роли. Что бы ни показывали в кино, детективам нечасто приходится идентифицировать трупы в морге. Кроме того, в морге трупы не раскладывают по ящикам, выдвигающимся из стен. Там вообще мало дешевых страхов из фильмов ужасов, но смерть все равно оставляет безрадостное впечатление.

Тело лежало на стальном столе покрытое зеленым покрывалом. Помещение блистало чистотой, и в нем пахло формалином. Джордан Мецлер, вежливый до недоступности, откинул зеленое покрывало с лица и шеи трупа жестом горничной, застилающей постель в дорогом отеле.

Одри увидела, как мелко задрожали губы на кукольном личике Кэсси Стадлер, и все сразу поняла.

9

В подвале больницы Одри обнаружила пустое помещение, в котором они с Кэсси и Роем Багби могли спокойно поговорить. Судя по всему, это была комната для отдыха медперсонала. В ней стояло штук десять разномастных стульев, маленький диванчик, телевизор и аппарат для кофе, которым, кажется, никто никогда не пользовался. Одри подвинула три стула к невысокому столу с пустыми банками из-под напитков и почти пустой пачкой бумажных салфеток. У Кэсси Стадлер тряслись плечи, она беззвучно плакала. Багби наверняка давно научился не принимать близко к сердцу чужое горе и с нетерпеливым видом крутил в пальцах авторучку. Одри не выдержала, обняла девушку за плечи и пробормотала: «Бедная, бедная моя! Я знаю, как тебе сейчас плохо!»

У Кэсси слезы потекли ручьем. Наконец она чуть-чуть успокоилась, заметила салфетки, взяла одну и вытерла себе нос.

– Извините, – пробормотала она. – Я не хотела…

– Не надо извиняться, – сказала Одри. – Мы понимаем, что вы сейчас чувствуете.

– Ничего, если я закурю? – Кэсси вытащила пачку и выудила из нее сигарету.

Покосившись на Багби, Одри кивнула. В больнице нельзя было курить, но Одри решила не напоминать об этом несчастной девушке. К счастью, Багби тоже молча кивнул.

Кэсси взяла дешевую пластмассовую зажигалку, прикурила и выдохнула облако дыма.

– Его застрелили… Пуля попала ему в рот?

В салоне ритуальных услуг труп привели бы в порядок. Конечно, лицо выглядело бы неестественно, как у всех подретушированных покойников, но, по крайней мере, во рту не зияла бы рана…

– Да, – ответил Багби. Он не стал углубляться в подробности, не сказал, что в Стадлера стреляли дважды. Багби следовал стандартной процедуре, гласившей, что никому ничего нельзя рассказывать, потому что убийце легче будет выдать себя, если он не будет знать, что именно известно полиции.

– О Господи! – воскликнула Кэсси, взяла пустую банку и стряхнула в нее пепел. – За что?.. И кто убил папу?!

– Мы это и стараемся выяснить, – сказала Одри, у которой кольнуло сердце, когда она услышала от взрослого человека слово «папа». При этом она вспомнила о своем папе, от которого всегда пахло по́том, табаком и одеколоном. – Для этого нам требуется ваша помощь. Я понимаю, что вам сейчас плохо и совсем не хочется говорить, но если вы что-то можете нам сказать, говорите. Это может помочь найти убийцу.

– Мисс Стадлер, ваш отец принимал наркотические средства? – спросил Багби.

– Средства? – удивилась Кэсси. – Наркотические? Какие?

– Например, крэк.

– Крэк? Мой папа? Конечно же нет.

– Вы не поверите, какие разные люди попадают в зависимость от крэка, – поспешно добавила Одри. – Такие, о которых вы бы никогда этого не подумали. Самых разных возрастов и профессий. Даже очень почтенные люди.

– Вряд ли мой папа вообще знал о существовании крэка. Он был простой человек.

– А может, он это от вас скрывал? – настаивала Одри.

– Все может быть, но не крэк. Я бы заметила, – выпустив струйку дыма, заявила Кэсси. – Я прожила с ним почти весь последний год. Я бы обязательно заметила.

– Вы уверены? – спросил Багби.

– Я сама не принимаю наркотики, но я хорошо знаю людей, которые принимают. Я ведь художник и живу в Чикаго. Там в среде моих друзей это довольно обычное дело, и я знаю, как ведут себя в таких случаях люди. Папа никогда себя так не вел. И вообще, об этом смешно даже говорить.

– А вы сами из Фенвика? – спросила Одри.

– Я здесь родилась, но мои родители развелись, когда я была маленькая, и мама увезла меня с собой в Чикаго. Я приезжаю… То есть приезжала сюда к нему в гости довольно часто.

– А почему в этот раз вы прожили с ним почти год?

– Он позвонил мне и сказал, что уволился со «Стрэттона». Мне стало за него страшно, ведь он был не вполне здоров… Мама умерла лет пять назад, вот я и приехала, чтобы присматривать за ним. Боялась, что один он не сможет.