Но что бы он ни делал — ел, спал или смотрел телевизор, — он делал это одним глазом, точнее, вполглаза, при этом двести процентов его внимания были всегда направлены на окружающий мир и искали в нем угрозу. Мимо Васеньки не смогла бы и муха пролететь незамеченной.
Старый матерый уголовник, он казался постороннему человеку неуклюжим, полусонным, неповоротливым, но тот, кто хоть раз видел Васеньку в деле, запомнил это навсегда. При любом намеке на угрозу, Васенька распрямлялся, как туго сжатая пружина, и плохо приходилось тому, кто оказывался у него на пути. Люди рассказывали, как Васенька в свое время, вооруженный одним лишь финским ножом, уложил четверых профессиональных убийц, подосланных к Михайлову «тамбовскими».
Васенька Никиту Шувалова знал хорошо, но тем не менее когда Никита вошел в предбанник, старый бандит нарочно проковылял к нему из своего уголочка, всячески изображая старческую немощь, и старательно обшарил его — уже в третий раз за последнее время. Никита, зная, что такой ритуал неизбежен, стоял не шелохнувшись. Васенька закончил обыск и слегка шлепнул Никиту по спине:
— Иди, паря.
И Никита Шувалов, вице-губернатор второй столицы, а завтра, возможно, и вице-премьер, трижды обысканный, претерпевший ряд мелких унижений, был, наконец, допущен к хозяину. Он вошел в кабинет, как всегда, робея, словно студент перед экзаменатором. Ему действительно казалось, что перед Аркадием Ильичом он всегда сдает экзамен. Экзамен на нужность. Пока он нужен этому человеку, он будет процветать, он будет получать деньги на нужды своей политической борьбы, на подкуп необходимых людей, на оплату нужных статей в газетах и нужных телепередач, да просто на жизнь, на Ольгины капризы и тряпки. Пока он нужен этому человеку — он будет жить.
А когда Аркадий Ильич сочтет его больше не нужным — об этом Никита не хотел даже и думать.
Он вошел в кабинет.
Аркадий Ильич сидел за своим столом черного дерева, инкрустированным перламутром и черепахой, и задумчиво глядел на шахматную доску. О том, что его подняли ночью из постели, говорили только чуть большие, чем обычно, мешки под глазами да бордовая домашняя шелковая куртка. Каждый, кто увидел бы сейчас этого пожилого усталого человека с сильно поредевшими седыми волосами, сидящего за шахматной доской, подумал бы, что это старый профессор, филателист или нумизмат, безобидный интеллигент, по вечерам читающий Пруста в оригинале. Никому и в голову не пришло бы, что старик — главарь грозной криминальной группировки, подмявшей под себя нефтяной бизнес и грузоперевозки, связь и жилищное строительство, рэкет и производство водки, группировки, запустивший свои щупальца в финансы и в политику. Контролирующей добрый десяток банков, оплачивающей избирательные кампании доброго десятка депутатов разного уровня, содержащей маленькую, но прекрасно вооруженную армию.
Аркадий Ильич поднял на Никиту свои глаза усталого интеллигента, покрасневшие от недосыпа, и негромко спросил:
— Здравствуйте, Никита. Что вам не спится? — и жестом предложил ему сесть.
Никита сел в предложенное кресло и, снова чувствуя себя студентом на экзамене, как можно более кратко и четко описал Аркадию Ильичу события сегодняшней ночи, как он их понимал.
Когда он рассказывал о том, как Ольга поменялась одеждой с сестрой и скрылась от телохранителя, Аркадий Ильич насмешливо хмыкнул, подробный рассказ о телефонном звонке шантажистов и их требованиях к Никите на его новом посту слушал с предельным вниманием и даже попросил повторить.
Когда Никита закончил, Аркадий Ильич уставился на шахматную доску и заговорил:
— Видите, Никита, эта позиция с первого взгляда кажется выигрышной для белых, их фигуры активнее, они более удачно размещены на флангах, да и некоторое численное преимущество имеет место. Но вот какой ход могут сделать черные, — он переставил слона так, чтобы белый конь смог сделать «вилку», — казалось бы, это еще больше ухудшит положение черных. Они явно проигрывают, теряют слона и дают белым возможность еще дальше проникнуть в свою оборону… — Аркадий Ильич сделал еще два хода. — Казалось бы, положение черных становится совершенно безнадежным. Однако у них был глубокий стратегический замысел. Они заманили белых в ловушку, и теперь капкан захлопнулся. — Он сделал еще два хода и удовлетворенно провозгласил:
— Шах и мат! Жаль, Никита, что вы не играете в шахматы. Это так замечательно оттачивает интеллект. То, что я сейчас перед вами разыграл, — четвертая партия знаменитого матча Алехин — Касабланка. И эта партия учит нас тому, как нам следует использовать сложившуюся ситуацию. Я очень рад, Никита.
Я недаром поверил в вас и вложил в вас деньги. Сегодня мои инвестиции принесут дивиденды. Конечно, в том, что сегодня ночью похитили вашу жену, нет вашей заслуги, но вы верно поняли важность происходящего и правильно себя повели. Противник принял нашу невольную жертву — простите, вашу жену, точнее, свояченицу. Теперь настал мой черед действовать. Самое важное из того, что вы мне рассказали, — это перечень их требований.
Считая, что вы у них в руках и не посмеете ни к кому обратиться за помощью, они раскрылись перед вами. Они назвали тех людей и те организации, чьи интересы считают своими, — и тем самым открыли нам свои связи, структуру и сферу своих интересов. Теперь я знаю, кто за всем этим стоит, кто заказывает музыку… Генерал Игнатов! Я давно подозревал о его связях с левыми террористическими группами, теперь мне все стало ясно… Простите, Никита, я плохой хозяин. Вы не откажетесь от чашечки кофе?
Никита благодарно кивнул — бессонная ночь, полная беготни и волнения, совершенно его измотала. Михайлов нажал на столе незаметную кнопку, и в кабинете появился Станиславыч.
— Станиславыч, дорогой, принеси нам с Никитой Сергеевичем кофе. А потом подсаживайся, надо поговорить.
Станиславыч принес две маленьких чашечки гарднеровского фарфора с прекрасным ароматным кофе по-турецки и придвинул для себя стул с высокой жесткой спинкой, этим он как бы создал некоторую дистанцию: вы, мол, главные, начальники-политики, а я — наемный работник, черная кость… На самом деле на жестком стуле лучше себя чувствовала его больная спина, а кофе ему было нельзя из-за больного сердца.
Аркадий Ильич попросил Никиту снова пересказать Станиславычу свою историю. Тот выслушал внимательно и сказал:
— Никита Сергеевич, желательно, чтобы жена ваша немного побыла еще у этих козлов мелких, которые ее сцапали.
— Почему? — вскинулся Никита. — Да ведь они же и убить могут.
Аркадий Ильич поморщился и сказал:
— Никита, вы его слушайте, Станиславыч, как всегда, дело говорит. Ничего эта шантрапа супруге вашей не сделает — они же надеются за нее деньги получить. А то, что она у них побудет да поволнуется, мне кажется, только пойдет ей на пользу. Насколько я мог понять из ваших слов. Если вы раньше времени кинетесь ее освобождать, это может стать известно.., белым, — он с усмешкой кивнул на шахматную доску, — и мы утратим такое ценное позиционное преимущество. Кроме того, вы можете не беспокоиться — мы проведем финальную часть партии очень быстро, скорость в нашей игре решает все. Наши действия должны быть неожиданными, а значит — молниеносными.