— Нет, я бывший комсомолец.
— О, что это — комсомолец?
— Кандидат в коммунисты. Но это было давно, а сейчас мне надо идти.
— Да, может быть.
— Кристина, ты знаешь правила сидения в отеле?
— Какие правила?
— Из номера не выходить, никого не впускать, кроме меня, на телефонные звонки не отвечать.
— Если ты не застрянешь там, куда идешь, надолго, буду соблюдать правила. Иначе ничего не могу гарантировать.
3
Такое Марк видел впервые. Внутри модернового высотного здания из стекла и бетона грандиозное сооружение, напоминающее нечто среднее между христианской церковью и буддийским храмом. Все было аляповато, пестро, роскошно, но безвкусно и, как показалось Марку, лишено величественности. Последнее впечатление усугублялось тем, что люди, находящиеся здесь, представители как белой, так и желтой рас, вели себя нервозно и суетливо.
После нескольких минут наблюдения Марк понял, что помещение, в котором он находится, вовсе не молельня, а, скорее, предваряющий ее холл.
К нему подошел коренастый японец, что-то резко спросил по-японски. Марк ответил по-немецки:
— Нихт ферштеен. — Не понимаю.
Тогда японец одной рукой схватил его за плечо и второй показал на дверь: иди, мол, подобру-поздорову.
Марк прижал его кулак, зажимающий ткань его куртки на плече, правой ладонью, сделал оборот влево так, что рука японца оказалась захваченной и вывернутой в кистевом и локтевом суставах. Небольшое движение корпусом — и нервный слуга великого Като пошел юзом, пока не затормозил головой в каких-то ящиках и коробках.
— Низенько пошел, знать, к дождю, — пробормотал Марк и побежал легкой рысцой к одной из дверей, вернее будет сказать, к единственной. Люди исчезали и с другой стороны холла, раздвигая полупрозрачные стены. Марк знал, что в традиционных японских домах нет дверей как таковых, их заменяют раздвижные перегородки. Но он не знал, как их открывать, и поэтому предпочел то, что было ему знакомо.
Дверь оказалась незаперта. За ней — обычная комната офисного типа в европейском стиле. Да и трое сидящие в креслах, хоть и носили монашеские рясы — бурнусы, были бледнолицые, а по тому, как они взгромоздили ноги на низенький журнальный столик, Марк определил — перед ним американцы.
Они дружно уставились на Марка, потом один из них призывно махнул рукой.
Марк подошел, поздоровался по-немецки:
— Гутен таг!
— Желаете говорить по-немецки?
— Хотелось бы.
— Тогда с вами буду разговаривать я. Меня зовут Джон.
— Меня — Гена, — буркнул Марк грубовато, вспомнив, что ему положено быть не имеющим понятия об этикете бандитом, по некоему провидению прилично знающим немецкий.
— Это не немецкое имя, — заметил Джон.
— Почему вы решили, что я немец?
— Потому что вы приехали из Германии.
— Все-то вы знаете!
— Многое, но не все.
В этот момент, прервав начавшийся разговор, в комнату заглянул давешний негостеприимный японец.
Один из американцев что-то резко и гортанно сказал ему по-японски, и монах послушно закрыл двери с той стороны.
— От меня хотите что-то узнать? — спросил Марк.
— Мне кажется, от вас мы многого не узнаем, господин Бобров.
— Уже неплохо, что меня знаете, — признал Марк.
— Гораздо больше вашего знает Лазкин.
Марк кивнул:
— Полностью согласен. Кроме тех, кого вы убрали, все знает только он.
— А вы? Неужели Колбин ничего вам не рассказывал?
— Не все рассказал. Например, не сказал того, что вы его зарежете, как свинью.
— Мы не отдавали такого приказа, — быстро сказал Джон.
— А что вы делаете с теми, кто нарушает ваши приказы?
— Мы их наказываем.
— Отлично! Каким образом?
— Они остались в России. В данный момент находятся в розыске, поэтому не рискуют пересечь границу.
— Хорошо, когда вернусь, я накажу их от вашего имени.
— Если вернетесь.
— Почему? Вы меня не выпустите?
— Вы нас не сильно интересуете, Бобров.
— Тогда, может быть, я могу уйти?
— А зачем же вы приходили?
— К вам пошел Лазкин.
— Он и пришел.
— Зачем вы самолет взорвали?
— Мы? Его взорвал господин Лисовский.
— Так дайте мне хотя бы в лицо ему плюнуть!
— Мы бы с удовольствием…
Джон не успел договорить фразу.
Громкий визг-вой заставил всех сидящих в комнате мужчин невольно вздрогнуть. Кто-то из них негромко выругался по-английски.
— Что это?
— Не что, а кто, — поправил Джон, криво усмехнувшись. — Это учитель Като знакомится с Лазкиным.
— Где это?! — резко спросил Марк.
— Не торопитесь к подвигам! Если Като на вас рассердится, умрете трудно, некрасиво и бесславно. А называться это будет «изгнание бесов». Не передумали?
— Нет.
— Это делает честь вашему мужеству, но заставляет усомниться в вашем разуме.
— Вот как? Почему же вы тогда ему прислуживаете?
— Наивный вопрос! Мы работаем, Бобров. Так же, как ты работал на гангстера Колбина.
— Хорошо, не будем. Где он?
— Недалеко. Пойдем.
4
Вслед за Джоном Марк вышел из комнаты, провожаемый взглядами оставшихся белых монахов. Путь был недалек, но запутан: коридоры, коридорчики, ниши. И вот они в полутемном помещении, в котором густой мрак скрывал его истинные размеры. Посередине помещения, весело потрескивая, пылала большая жаровня.
Кто-то резко спросил о чем-то Джона. Джон ответил. Тот же голос выдал более длинную, но такую же непонятную тираду.
Джон коротко сказал:
— Хай.
Потом прошептал Марку.
— Везет вам. Бедный Лазкин со страху забыл все языки, кроме русского, а поговорить хочет. Вот вы и будете переводить мне, а я учителю. Только не вздумайте лукавить. Все будет записано на пленку, и наши специалисты по русскому языку проверят.
— Где же они теперь?
— Там, где и должны находиться специалисты такого рода. Садитесь.
— Куда? — оглядев устланный циновками пол, спросил Марк.
Он не собирался до поры до времени признаваться, что в свое время насиделся по-японски, на коленях, опираясь на пятки, правда, под ногами были не циновки, а борцовские ковры. Поэтому опустился на жестковатые татами так, как сел бы на пол.