Я вытаскиваю из портмоне две десятки и кладу на ее стол. Это за бутерброды. Что купила – спасибо, но питание за ее счет в мои планы не входит...
Отвлекает меня от воспоминаний голос Пащенко...
– Мне сегодня позвонил Земцов. После того случая, когда тебе в кабинет залетели два кирпича, он выставил наблюдение за твоей секретаршей. Чем-то девчурка ему не приглянулась. Все время до вчерашнего дня «наружники» проводили впустую. А вот вчера, видишь, выстрелило...
– Что выстрелило? – удивляюсь я. – Девка села в машину к мужику. Она баба красивая, и к ней липнут все, кто хочет ее трахнуть в ближайшую же ночь. Почти каждый день ее кто-то встречает у крыльца на иномарке. И каждый день на разных. Это не вызывает одобрения, но и встревать в ее личную жизнь смысла тоже нет! Пащенко, я ее восемь лет проверял. Лично! А как я умею проверять, ты знаешь. В чем иск? Что тут выстрелило-то?
– Видишь ли, Антон... Со временем люди меняются. Под давлением обстановки шкала ценностей имеет обыкновение тоже меняться... – Пащенко говорил так, словно извинялся. – Она «ссучена», Антон.
– Бред. – Я отмахиваюсь головой от прокурора, как конь от овода.
– Нет. Не бред. Владелец серебристого «Крайслера» – Руслан Егорович Зверков. Помнишь такого?
Зверков... Говорящая голова, торчащая из окна «девятки»... Утро, кустики и задранная над ними задняя лапа Рольфа...
У меня во рту появляется аромат вчера съеденных бутербродов, причем вкус судака перебивает вкус ветчины. Наверное, потому, что я съел бутерброд с рыбой последним...
Куда я сунул свои сигареты?
В левом кармане нет... В правом – тоже...
В брюках? Черта с два.
Наверное, в костюме. Да, в костюме! Я сую руку в карман и не нахожу сигарет.
– Твою мать!!! – Вскочив со стула, я скидываю дубленку и начинаю выворачивать все карманы подряд. – Где эти б...е сигареты?!!
Метнувшись к экрану, я тычу в застывшую на нем иномарку.
– Пащенко!! Все иномарки покупаются и продаются по доверенности!! Ты это знаешь! Ты сам вчера об этом Земе говорил!.. Купил пацан машину, а потом она пять раз продалась! А шестой продал ее Алкиному хахалю!..
– Докрутить кассету до конца? – спрашивает Вадим. – «Наружники» вели «Крайслер» после встречи до самой его остановки.
– Докрути. – Я нахожу свои сигареты на столе прокурора и сажусь перед телевизором.
Через минуту я увидел Зверкова. Сразу после того, как иномарка доехала до офиса какой-то фирмы и тот из нее вышел. Да, это был тот ущербный, который напугал меня у дома... Сомнений в том, что моя Алла встречалась с ним, не оставалось.
Сомнений не было, а поверить увиденному я не мог.
– Зверков – человек Баскова. – Какая-то непомерная тяжесть навалилась на мои плечи так, что я с трудом выдавливал каждое слово. Наверное, был тяжел сегодняшний рабочий день. Я совсем не отдыхаю. – Сам же Басков, как и Сериков, пропал. У них минимум информации и максимум опаски. Они сейчас как подводники в запертом отсеке, которые уже два часа не получали сообщений из командирской рубки. Ты хочешь сказать, что они вышли на Аллу?
– Ты сам все видел.
– Она себя сегодня странно вела. Алла из тех женщин, которые ничего не умеют скрывать.
– Нет, Антон, – возразил Пермяков. – Просто есть мужики, от которых женщина ничего не может скрыть.
Не думаю, что это комплимент. Этих людей я знаю с институтской скамьи. И кого не меняет время, так это их. Шкала ценностей уже много лет висит на стенах их сознания неизменной, и они с одинаковой честностью могут как назвать дураком, так и похвалить.
– Значит, я не из тех мужиков... Что говорит Земцов?
– Он хочет взять ее в разработку, но боится, что ты не позволишь этого сделать. Стеной неприкосновенности секретари, в отличие от судей, не отгорожены, но существует некая этика...
– Это у Земцова-то? – вырвалось из меня.
– Он не хочет делать это за твоей спиной. И весь сказ. Знаешь, Струге, я его даже немного зауважал.
Зауважал...
Уже сколько раз мир переворачивался под моими ногами и снова вставал на место! Неужели до конца моей жизни я так и не встречу другого человека, кроме Пащенко, который способен быть верным в моих делах?
Вот и Алла, проверенная мною на сто процентов, отвалилась в сторону. Ухо, Струге, нужно держать не только востро, но и чисто...
Отец Вячеслав хранит тайну собственной исповеди, Малыгин-младший в печали, Малетин в шоке. Я ищу правду, Пащенко – связь упомянутых лиц с контрабандой, а Земцов – Баскова и Серикова. Если не вдаваться в подробности, то все мы занимаемся одним и тем же. Потому и пересекаются так часто наши пути. Когда каждый из нас найдет то, что ищет, это дело закончится. Общее дело.
– Земцов владельца черного джипа «пробил»?
– Да! – спохватился Пащенко и опять подтянул к себе тощую папку. Вынул лист и подал мне. – Но тут глухо, как в танке после взрыва. Какой-то Песецкий... Короче, забери себе, у меня копия есть.
Рассовав по карманам сигареты и бумаги, я стал облачаться в дубленку.
– Как насчет... – Я взглядом, ищущим поддержку, окинул присутствующих.
– А что, поехали. – Пащенко встает и тут же начинает застегивать китель. – Рабочий день закончился, а дома ждет холодная постель. Право имеем...
Не думаю, что моя голова так сильно болит после двух кружек «чешского». И я не думаю, что довести меня до такой ярости, уже дома, могли именно эти две кружки. Думая об Алле, я разбил о пол хрустальную пепельницу, с которой сидел перед выключенным телевизором и курил. Психоз, вызванный недостатком холодного расчета.
Передо мной сейчас два пути. Один из них прост и надежен, потому что проверен и испытан лично. «Сдать» ее Земцову. И я знаю, что случится с нею в этом случае. Ей слишком мало лет, и она слишком нежна для того, чтобы понять, что такое жестокий мир тюрьмы и зоны. В том, что Зема доведет дело до конца, нет никаких сомнений. По сравнению с теми, кого ему приходилось «ломать», она – фантик.
Алла сознательно ведет меня к краю пропасти, и не понимать этого она не может. Поэтому будет справедливым ее наказать. Отдать. И не важны мотивы, какими она руководствуется, «работая» у меня за спиной. Она меня предала. Какое это страшное слово – предательство... Так Артем предал своих подельников, полковник Пермитин предает свою честь, подстилаясь под Смышляева, а Лукин предает всех во имя достижения своей, не менее страшной, нежели предательство, цели. Задавить всех, кто беспристрастен и не числит себя под его влиянием. Неважно, во имя чего и под давлением каких обстоятельств человек совершает предательство. Алла не подошла ко мне и не спросила путь к собственному спасению.
И те восемь лет, что она рядом, уже не в счет.