— Это, скорее, носорог, нежели единорог, таково мое мнение, — вставила Эстефания.
Занавес в дверном проеме отлетел в сторону, и перед дамами предстал Тирант Белый.
Кармезина быстро поднялась, но осталась стоять на месте, хотя, видит Бог, больше всего на свете ей хотелось бы броситься к нему навстречу и обвить его шею руками.
Он стал суше, похудел. Византийское солнце сделало загорелым его бледное лицо, а в глаза добавило синевы.
Губы Кармезины шевельнулись, но даже Эстефания, внимательно наблюдавшая за подругой, не сумела рассмотреть то слово, которое произнесла про себя принцесса.
А Тирант вдруг скорчил обиженную гримасу и громко закричал — так громко, что во всем замке его, наверное, было слыхать:
— Я требую, чтобы со мной поступали согласно охранной грамоте! Слышите? Вы дали мне охранную грамоту, так выполняйте ее условия! Принцессе не пристало нарушать договор, коль скоро она сама подписала охранную грамоту!
Он кричал еще некоторое время, повторяя слова «охранная грамота» на все лады, так что в конце концов у всех зазвенело в ушах.
— Довольно! — прервала его Кармезина. — Что это вы тут кричите? Чем вы так недовольны, севастократор, что позволяете себе повышать голос?
— Охранная… — начал было Тирант, но Кармезина подняла руку, приказывая ему замолчать.
— Там говорится, что вы вольны перемещаться по империи, как вам вздумается, — сказала принцесса. — Что ж, никто и не чинит вам препятствий. Если вы возжелаете покинуть нас в сей же миг, я не стану падать вам в ноги и умолять о продолжении вашего визита.
— Нет, — возразил Тирант, — вы удерживаете меня насильно. — Он выдернул из рукава листок, подписанный Кармезиной, и тряхнул им в воздухе. — Вы заключили меня в крепкие оковы, вы заперли меня в тюрьме, ваше высочество! Таким образом, вы — лгунья, потому что нарушаете собственные обещания.
Принцесса вспыхнула и, подбежав к Тиранту, вырвала из его руки охранную грамоту.
— Ну так оставайтесь же в тюрьме, если вам так охота, жестокий человек! — воскликнула она, разрывая листок на тысячу клочков. — Я сделала ошибку, написав все это!
И она прихлопнула обрывки туфелькой, а Тирант смотрел на нее с обожанием.
— Хотите вы сейчас пообедать? — преспокойно осведомилась принцесса, когда с охранной грамотой было покончено.
— Да, — ответил Тирант.
— В таком случае предложите руку герцогине Македонской и проводите нас в обеденный зал, — велела Кармезина.
— А где же Диафеб? — удивился Тирант.
Тут Эстефания залилась слезами и сказала, что Диафеб чрезвычайно болен и даже не может вставать с постели, как бы ему того ни хотелось. А Кармезина строго спросила, неужели сеньор севастократор настолько невежлив, что не желает подать руки герцогине Македонской.
Тирант опустил глаза и покорился, а Эстефания повисла на его локте и принялась щекотать его ухо губами: она как будто нашептывала ему что-то, но на самом деле ничего связного не произносила, а просто дула ему в шею.
За обеденным столом Тиранта окружили всеобщим вниманием. Император, сеньор Малвеи, прибывший через полчаса после Тиранта Ипполит — все они пребывали в полном забвении. Дамы смотрели только на севастократора, наперебой подкладывали ему на тарелку лучшие куски и говорили с ним все хором.
— Сеньор севастократор, нам даже боязно сидеть рядом с вами.
— Говорят, вы убили голыми руками двух свирепых турков, просто подбросив их в воздух!
— Это ведь правда, что вы снесли головы девяносто четырем врагам, а еще сто одиннадцать разрубили на части?
— Я разрубил девяносто четырех турок на сто одиннадцать частей, — сказал Тирант, жуя.
Это возымело волшебный эффект: дамы немного попритихли, и только одна прошептала в благоговейной тишине:
— Он ест от того кусочка, что подложила ему я!
Тотчас на эту даму напустились другие, обвиняя бедняжку в самозванстве.
— Вы, кажется, желаете приписать себе мои заслуги? — язвительно спросила одна из дам. — Это был тот кусочек, что выбрала я!
— Я съем все куски, — заверил их Тирант.
И он набивал живот, не желая никого обидеть.
— Я хочу служить в вашем войске, севастократор! — сказала дама, сидевшая напротив Тиранта. — Возьмите меня, я стала бы носить щит и служить вам покровом, если бы вам вздумалось пострелять из лука.
— И мне дайте должность! — взмолилась другая дама. — Я бы могла надевать на вас доспехи. Мы, женщины, обладаем ловкими, проворными пальцами. Я бы сумела завязывать все эти завязочки и тесемочки куда лучше, чем любой паж.
— А я согласна сделаться конюхом, — молвила третья дама.
— Я претендую на звание копьеносца! — воскликнула еще одна. — Возьмите нас с подругой; мы вдвоем носили бы за вами рыцарское копье!
— Я хочу быть барабанщиком!
— А я — носить штандарт!
— Я стала бы вести переговоры с врагами.
— А я умею карабкаться по лестницам и берусь взять штурмом первый же город, который встретится нам на пути.
— Что ж, а я могла бы стрелять из бомбарды.
— Для того чтобы стрелять из бомбарды, много ума не требуется, — язвительно заметила одна из дам-соперниц. — Лично я намерена следить за тем, чтобы на оружии севастократора не появилось ни пятнышка ржавчины.
— Прачка, — прошептала обиженная ею дама.
Тирант расправился наконец с горой еды, что громоздилась на его тарелке, и обратился к принцессе:
— А это правда, сеньора, что вы взяли в плен свирепого турка?
— Ой! — воскликнула Кармезина, краснея. — Я совсем забыла о моем пленнике! Приведите его.
По ее приказанию в зал доставили арапчонка, который сразу же бросился к Кармезине и поцеловал ей руку, как его учили. Она сунула ему большой кусок ветчины и запустила пальцы в его торчащие волосы.
— Вот, — объявила Кармезина с торжеством. — Теперь что вы скажете?
— Скажу, что подобная отвага — редкость не только для женщины, но и для мужчины, — ответил Тирант. — И я восхищен вашими подвигами, принцесса. — Он посмотрел на арапчонка, который, быстро поглощая угощение, успевал строить забавные рожицы, и добавил: — В этом черном ребенке с цепочкой вокруг талии я вижу себя, как в зеркале: я такой же пленник, и вы точно так же водите меня на привязи.
— Когда настанет время, оба получите свободу, — обещала Кармезина.
Мальчишка уселся на полу и сунул голову ей под юбки. Кармезина сердито оттолкнула его ногой. Он засмеялся, отползая от своей госпожи по гладкому полу. Эстефания погрозила ему пальцем, а арапчонок тотчас высунул язык на устрашающую длину.
— Посмотрите, — обратилась к Тиранту Кармезина, — этот маленький негодник вовсе не тяготится своей неволей.