– Но у тебя нет сестры, – заметил Амеротк.
– Верно, но если бы она у меня была, то походила бы на ту девушку из сна. Это означает, что мое богатство будет расти. Еще мне снилось, что пенис ваш стал очень большим, и вам вручили золотой лук. Верный признак, что ваши богатства приумножатся, и вас ждет высокая должность.
– Пренхо! – догадался Амеротк. Он вскочил на ноги и потянул за собой Шуфоя. – Это первый раз, когда ты заговорил о снах. Ты говорил с Пренхо, да? Вот, где ты держишь свой мешок – у него в доме! И вы делите с ним барыши, а я никак не мог догадаться, почему ни разу не застал тебя на базаре. Теперь мне все ясно. Когда Пренхо идет домой, он предупреждает тебя, что я скоро выйду, и ты все это прячешь либо он все уносит домой.
Шуфой почесал клочковатую бороду.
– Это хорошее ремесло, хозяин. Мы не делаем ничего плохого, да и живем мы в трудные времена. – О чем это ты? – спросил Амеротк.
– Носа у меня нет, хозяин, но есть уши, глаза и голова, и притом не пустая. В городе о том только и говорят. Война близится, разве не так? – Глаза Шуфоя вопросительно смотрели на Амеротка. – А сердце чует беду; мор пойдет по земле и кровь разольется рекой. Мертвых будут хоронить в реке, звучно пророчил Шуфой. – и крокодилы пресытятся добычей своей.
– Ты пьян? – строго спросил Амеротк.
– Я выпил только немного пива, хозяин.
Амеротк вздохнул.
– Я присмотрю за твоим мешком с побрякушками, а ты сходи и узнай, где жил жрец Аменхотеп.
Обрадованный, что разговор закончился, Шуфой поспешил выполнять поручение. Ждать его долго не пришлось.
– Пойдемте, хозяин, – позвал он, забрасывая за спину свой узел.
Они покинули базарную площадь и пошли по извилистым улочкам, по обеим сторонам которых стояли глиняные жилища крестьян и рабочих. Двери и окна были раскрыты настежь, а все обитатели, от мала до велика, сидели вокруг жаровен. При появлении Амеротка они встали с намерением продать ему разную дешевую мелочь, но Шуфой объявил, кто такой Амеротк, и интерес к нему сразу же пропал. Они пересекли еще один открытый участок, дальше их путь лежал по узкой и темной улице. Дома здесь были значительно больше и обнесены высокими стенами с обитыми бронзой воротами. У одного из таких домов Шуфой остановился и постучал в ворота. Амеротк отступил на несколько шагов назад и посмотрел поверх стены на дом. Окна в трехэтажной постройке прикрывали ставни, и нигде не было видно света.
– Кто там? – спросил плачущий женский голос.
– Господин Амеротк, главный судья Зала Двух Истин! Друг божественного фараона! Отворяйте! Громогласно потребовал Шуфой.
Ворота открылись. Они увидели перед собой заплаканную, убитую горем старую женщину, державшую маленькую масляную лампу в алебастровом кувшине.
– Неужели у вас нет никакого уважения? – спросила она, словно простонала. – Мой хозяин мертв! Его подло убили.
– Поэтому я здесь.
Амеротк отстранил Шуфоя и прошел в ворота. Поддерживая старуху под локоть, он пошел с ней к дому мимо росших во дворе акаций. В воздухе витали ароматы цветов, смешиваясь со сладким духом от винного пресса и запахами свежеиспеченного хлеба, фруктов и готовящегося мяса.
– Ваш хозяин был состоятельным человеком?
– Он был жрецом храма Амона-Ра, – ответила старая женщина, и голос ее дрогнул. – Он служил в дворцовом храме. – Она промокнула слезы, следы которых оставили метки на краске, нанесенной на ее лицо.
– И как все случилось? – спросил Амеротк. Они вошли в зал, стены и колонны которого покрывали недавно выполненные росписи, где были изображены сцены охоты и сюжеты из жизнеописаний богов, но пол давно никто не подметал. В нос бил затхлый, кислый запах. Лишенные ухода цветы в горшках завяли, и листья их пожухли, а некоторые совсем почернели. Над блюдом с объедками, деловито жужжа, кружили мухи. В этой комнате с наглухо закрытыми ставнями назойливый писк комаров, вившихся над зажженной лампой, казался особенно раздражающим, усиливавшим ощущение запустения и безысходного отчаяния. Обстановка наводила на мысль, что Аменхотеп предчувствовал близкую смерть и утратил всякий интерес к жизни.
– Хозяин твой был здоров?
– Нет, – покачала головой старая женщина. Вышитая накидка соскользнула с ее плеч на пол, и она осталась в прямом полотняном платье, сильно поношенном и свободно висевшем на ее костлявой фигуре. Платье открывало дряблую грудь и тощую шею. – Он от всего отказался, почти не выходил из своей комнаты, – печально объясняла она. – Иногда он пил и ел. И еще как пил! Я говорила ему, что нет ничего хуже, чем пить крепкое вино на пустой желудок Он все сидел и сидел дома один, никуда не ходил, ни во дворец, ни в храмы. И не принимал никого.
Из кухни сильно пахло испорченными овощами. Амеротк брезгливо поморщился.
– Он запретил мне убирать, – пожаловалась старуха. – В доме не осталось ни слуг, ни рабов. Он отослал даже девушек, что прежде развлекали его танцами.
– А что случилось перед смертью? – Амеротк оглянулся. Шуфой в дом не вошел. Амеротк мысленно пожелал, чтобы в темном саду его слугу не поджидали никакие неприятности.
– Пришел гонец. Он мне очень не понравился, – призналась старуха. – Правда, я его плохо разглядела. Он был закутан во все черное, как один из кочевников в пустыне. Он сказал, что у него послание для моего хозяина. Я взяла свиток, и гонец тут же ушел.
– Когда это было?
– Сегодня утром. Я отнесла послание в комнату к чистейшему. – Она называла хозяина так, как полагалось называть жрецов высокого ранга. – Он развернул свиток и сильно разволновался. А мне махнул рукой, чтобы я уходила. Он что-то говорил себе под нос. Нрава он был неспокойного, легко раздражался. Мог в меня швырнуть всем, что попадалось под руку. После смерти божественного фараона, он стал жить затворником. А вы, господин Амеротк, судья? – всматриваясь в его лицо, проговорила она. – Вас послали, чтобы узнать, как все случилось?
Амеротк кивнул.
– И ты не знаешь, почему хозяин так переменился?
– Сначала я думала, что все из-за смерти божественного фараона, но он со мной не разговаривал. Он ни с кем не говорил. Пойдемте, я покажу вам.
Она провела его по дому, погруженному во тьму, затем они вышли во двор, где плескалась в фонтане вода, и тонкий аромат цветов освежал воздух. Они прошли по коридору. Провожатая с лампой в руках показывала дорогу, шаркая туфлями. Она казалась тенью, движущейся в озере света. Она остановилась у двери, и Амеротк увидел маленькую молельню: похожая была и в его доме. Внутри царило такое же запустение, как и повсюду в доме. Стены были расписаны изображениями Амона-Ра, принимающего поклонение своих жрецов. Рядом с ним бог Гор с головой сокола держал блюдо с подношениями. Дверцы священного ларца были раскрыты, и маленькая статуэтка в нем выглядела сиротливо. Внизу стоял поднос с дарами. Казалось, они лежали там не один день. Песок на полу, которым по сыпался пол, был истерт и взбит ногами. Курильница давным-давно остыла, и благовония в нем успели затвердеть и почернеть. На полу лежала расколотая ситула, где обычно хранилась священная вода для очищения. При других обстоятельствах, увидев такое запустение и разорение, Амеротк подумал бы, что молельня была кем-то осквернена. Теперь же, в дрожащем свете лампы, ему подумалось, что Аменхотеп либо отказался от своих богов, либо решил, что боги оставили его.