Впрочем, Тирду и на этот раз повезло: ледяная корка наста еще не успела затвердеть. Иначе он мог бы запросто расшибиться об этот снежный панцирь, отлитый и высвистанный за ночь в лесу лютым морозом. Напряженно освежая в воспаленной памяти наставления старого Фирста, перепуганный Тирд попытался сразу же забиться поглубже в снег. После чего, усиленно работая клювом и, увы, короткой шеей, он стал извиваться, ввинчиваясь вбок и в сторону, подальше от того места, где упал. Фирст рассказывал, что ястреб, к примеру, умеет примечать места падения куропаток — больших любительниц зарываться под снег — и попросту выволакивает их из лунок. А те сидят, не шелохнувшись, воображая себя в полной безопасности!
Но силы уже окончательно покинули Тирда, поэтому он просто застыл под снеговой периной, не чувствуя ни лап, ни крыльев, ни даже собственного дыхания. И в тот же миг с неба пал сокол.
Этого Тирд никак не ожидал. Соколы всегда норовили поймать добычу на лету, предпочитая не опускаться наземь. Этот же легко опустился на снег и теперь ходил прямо над Тирдом, изредка притопывая тяжелой когтистой лапой. Это могло означать лишь одно: противник Тирда пробовал ногами наст, одновременно пытаясь учуять голубя под снегом. Видимо, сугроб оказался слишком большим и широким, и невидимый Тирду враг сейчас озадаченно выискивал, куда же мог деться этот дерзкий голубь. Ясно, что хищник собирался отыскать Тирда и ударами лап выцепить его из снега, как безмозглую куропатку.
Тирд с запоздалым ужасом понял: он попался, потому что его противником был хабифальк, чудовищная смесь хабита — остроглазого лесного ястреба с резвокрылым соколом. Для соколиной составляющей хабифалька чаще всего избирались крупные кречеты; кроме того, в каждом третьем поколении хабифалька непременно подмешана кровь горного беркута. Отсюда и огромные размеры злобной птицы, сочетавшей в себе лучшие качества этих пернатых хищников.
Сверху, над Тирдом и скрывающим его сугробом, сильно зашумели деревья. Наконец хищник почуял голубя и мощно ударил лапой, взламывая наст и раскапывая снег. Тирд пулей вылетел из сугроба, откуда только силы взялись! Но, хотя птицы Почтовой фельдъегерской Службы и тем более пиджины — голуби-курьеры — были оснащены защитой в виде легких кованых шипов на лапках, против хабифалька они не стоили ровным счетом ничего. Сил взлететь у Тирда уже не оставалось. Он даже не попытался развести крылья. Его враг уже взъерошил жесткие перья на затылке, собираясь прыгнуть на несчастного, беспомощного Тирда, вонзить когти в спину и забить его клювом.
Деревья тем временем зашумели вновь.
Вдруг за спиной хабифалька послышалось хриплое, но весьма решительное карканье. Из-за ствола раскидистой сосны бочком-бочком к хабифальку быстрыми прыжками приближался корвус — большой иссиня-черный лесной ворон. Обреченный Тирд задрожал всем телом, полагая, что это явился стервятник, намереваясь в скором времени поживиться остатками пиршества хищника. Однако хабифальк встопорщился, раскрыл клюв и яростно свистнул, вызывая соперника на бой.
Лесные вороны-корвусы — сильные и решительные птицы. Однако Тирд никогда прежде не слыхал, чтобы пути Черного народа столь воинственно пересекались с кланом Ястребов и Соколиным племенем. Ворон же явно намеревался поспорить с хабифальком за легкую добычу, которой ему, конечно же, представлялся бедный Тирд.
Ястребиный глаз недобро следил за вороном, который смело направлялся к нему, высоко подпрыгивая по сугробам. Неожиданно хабифальк насторожился, повернул голову, встопорщил перья и громко, негодующе крикнул: с другого края поляны к нему приближался еще один ворон! Поперек крыльев у того тянулись чуть заметные переливы серых полос, точно седина на висках у пожилого, умудренного опытом мужчины. Вороны, очевидно, были заодно: они бесстрашно скакали к хабифальку с двух сторон, собираясь отобрать обессилевшую добычу.
Тирд, несмотря на отчаянное положение, был немало удивлен такой манерой двигаться, несвойственной корвусам. Вороны предпочитают расхаживать, важно и царственно, даже в моменты опасности, поскольку мало кого боятся и в пернатом, и в четвероногом мире. У каждого из пришельцев были широко раскрыты клювы, точно они испытывали сильную жару. Разбойный нрав корвусов, их стремление повсюду творить бесчинства были хорошо известны Тирду, и от результатов их схватки с хабифальком он не ждал для себя ничего хорошего.
Вороны налетели на хищника, словно два опытных волка — на грозного медведя. Они высоко подпрыгивали и при всяком удобном случае норовили рвануть противника клювом. Клюв у ворона, как известно, крепче камня, с легкостью дробит лошадиную и человечью кость, поэтому хабифальку приходилось несладко. Корвусы старались держаться подальше от смертоносных лап, ловко увертывались от ударов мощного клюва и при этом сами изрядно трепали врага. Тирд же бессильно лежал на боку, все глубже погружаясь в снег, у него не было сил спасаться бегством — ноги больше не держали почтового гонца, и вдобавок он совсем не чувствовал крыльев.
Мало-помалу хабифальк освоился с необычной манерой корвусов вести бой, стал активно огрызаться и в свою очередь делать опасные выпады. Разок он почти достал когтистой лапой черного жителя лесов, но того немедленно выручил второй, с седыми переливами на крыльях. Вороны вообще действовали на удивление ловко и слаженно, и только это уберегло их в первые минуты от неминуемой гибели.
Внезапно яростно кричащий хабифальк замер, вытянув голову, и вороны встали тоже. Сверху, с неба посыпал крупный снег, и на нижнюю ветку сосны, прямо над головами дерущихся тихо и плавно опустилась голубка.
Это был настоящий лесной вяхирь, ее перья переливались самыми разными оттенками синих и сизых цветов. Она тихо и кротко сидела на ветке, ничуть не боясь сражения. Лучистые и выразительные глаза голубки были устремлены на бедного Тирда.
Тирд оторопел: он прежде никогда не видел таких бесстрашных птиц, осмеливающихся как ни в чем не бывало сидеть рядом с тремя своими злейшими врагами. А голубка смотрела на него, и в глазах ее застыла такая печаль и отрешенность, что он тысячу раз пожалел, что судьба застала его наедине с такой красавицей и — в столь жалком положении. Тирд даже сделал попытку взлететь, но только слегка подпрыгнул и неуклюже свалился обратно, в уже совсем не тающую под ним глубокую вмятину в сугробе. И в самое последнее мгновение вдруг почувствовал, что шум птичьей битвы внезапно утих. Хабифальк по-прежнему стоял, раскрыв клюв и предостерегающе приподняв страшную лапу. Оба ворона также остановились, раскинув крылья и припав к снегу. Изредка покачивая головами, они зорко следили за противником.
Голубка затрепетала крыльями и тихо заворковала. Ястреб в ответ зашипел и засвистал, быстро крутя головой, точно намереваясь стряхнуть с себя что-то, невидимо опутавшее его. Голубка внимательно оглядела ястреба и вновь проворковала несколько фраз, теперь уже громче. Тут же в ответ ей сварливо закричали вороны, точно подтверждая правоту своей госпожи. Тирд просто не верил своим красным глазам!
Хищник наклонил голову, нехотя и в то же время точно прислушиваясь. Затем злобно копнул снег лохматой от перьев ногой, громко выкрикнул какое-то птичье оскорбление и с треском расправил крылья. Затем оттолкнулся, высоко подпрыгнул и тяжело полетел прочь. На лету, однако, хабифальк повернул голову и ожег голубку холодным мстительным взором, точно намереваясь запомнить ее, чтобы однажды снова вернуться. Через минуту он уже исчез за ветвями ближайших сосен.