— Не думала, что тебе приходилось готовить себе еду.
Тони продолжал помешивать соус:
— Когда у моего шеф-повара бывал выходной, мне прислуживали трое поварят.
— Смеешься!
— Конечно. — Он положил ложку на стол и повернулся к Рене. — Я не собираюсь извиняться за то, как живу. Я это заработал. Гонки дали мне возможность устроиться хорошо. Но это еще и работа по шестнадцать часов в сутки, и долгая дорога в одиночестве. Иногда после такого хотелось домашней еды. И я себе ее готовил.
— Наверное, многие женщины были бы счастливы готовить для тебя, — заметила Рена и тут же спохватилась: — Но это не важно. Забудь, что я сказала.
Выражение лица Тони изменилось, он коротко кивнул:
— Ты совсем неправильно обо мне думаешь.
Рена скривила губы:
— Это действительно не важно.
Тони осторожно взял ее руки и подставил под поднимавшийся от соуса пар.
— Нет, важно. Я — твой муж. Мне важно, что ты обо мне думаешь.
Рена взглянула ему в глаза. Что она могла ответить? Тони Карлино возбуждал в ней противоречивые чувства, но она ни в коем случае не хотела думать о нем хорошо.
Тони, поняв, что не дождется ответа, отпустил ее, и она налила в большую кастрюлю воду для макарон.
— Тебе помочь? — спросил Тони.
Радуясь, что может чем-то его занять, Рена тут же стала отдавать распоряжения:
— Возьми в холодильнике маслины и помидоры. Кажется, там есть еще и огурец. Короче, бери все, что годится для салата.
К ее удивлению, он приготовил чудесный салат с приправами, маслинами и оливковыми маслом.
Попробовав его творение, Рена одобрительно кивнула:
— Вкусно!
— Рецепт моей мамы. Из тех немногих, которые я успел запомнить.
Мать Тони умерла, когда ему было пятнадцать лет. Ходили слухи, что она удерживала своего мужа в рамках приличий, а когда ее не стало, Санто прекратил стесняться строить свой бизнес на чужих костях.
— Ты сохранил этот рецепт, — сказала Рена. — Иногда мы помним удивительные вещи о тех, кого любили.
— А ты что помнишь о своей матери? — спросил Тони.
Рена вспомнила мамино любимое занятие и улыбнулась:
— Это просто. Она каждое утро и каждый вечер в любую погоду проходила три мили пешком. Надевала свои старые потрепанные туфли и шла гулять. Говорила, что так она очищает разум и душу и не дает себе набрать лишний вес. — Рена усмехнулась. — Мама любила хорошо поесть.
Тони улыбнулся:
— Хорошо, что ты не забыла такие важные вещи.
— Да. — Рена заставила себя вернуться к реальности. Прогулки не спасли ее мать от смертельной болезни. Она тосковала по своим походам и по всему тому, что требовало хотя бы малейших усилий. Вспоминать тяготы и несправедливости жизни горько.
Когда обед был готов, они сели за деревянный кухонный стол. Рена спросила себя, что думает Тони о ее простецкой жизни. Это ее дом, она его не стыдится. Многие годы она украшала его чем-то лично своим. Веселые занавески, сшитые ее руками подушки на софе, скатерти на столах. И в то же время дом хранил что-то от ее родителей — и Дэвида.
Присутствие Тони за столом лишний раз напомнило ей, как все изменилось в мгновение ока.
Тони ел с удовольствием. Здоровый мужчина, он любил сытно поесть. Съев половину своей порции макарон, он поднял голову:
— Завтра я хочу посмотреть твои бухгалтерские документы. Надеюсь как следует разобраться с ними еще до конца недели. Тогда мне станет яснее, как привести хозяйство в порядок.
Рена была благодарна ему за то, что он первый упомянул об этом. Она точно передала Тони свой разговор с менеджером в банке, открыла истинное положение финансовых дел, назвала сумму долга.
— Я возьму все это на себя, — произнес он не колеблясь. — Заплати своим служащим, а об остальном не тревожься.
— Спасибо. — Рена опустила голову. Его благородство унизило ее.
— Рена?
Она посмотрела в его темные глаза.
— Теперь это наше общее дело. Ты не должна больше беспокоиться о виноградниках.
— Я знаю. Я действительно тебе благодарна, но не могу не чувствовать себя неумехой. Я пыталась, Дэвид пытался. Нам не везло, надо было ремонтировать инвентарь, возникли проблемы с оптовиками, крупные виноделы ставили нам палки в колеса.
Тони накрыл ее руку своей, и в ней словно вспыхнула искра.
— Семья Карлино тоже принимала в этом участие. Больше подобного не случится.
Она постаралась отмахнуться от своих ощущений:
— Семья Феарфилд всегда гордилась тем, чем жила. Я гордилась нашим делом. Теперь мне кажется, что я предала своих родителей. Мне пришлось выйти замуж, чтобы спасти их хозяйство.
Тони погладил ее ладонь. Это было приятно. Слишком приятно. Она не смогла отдернуть руку. Боже праведный, ей так нужна его ласка!
— Я не обижаюсь, — сказал Тони. — Я знаю, что я последний, кого ты хотела бы себе в мужья.
Она смотрела, как его пальцы нежно поглаживают суставы ее пальцев.
— Было время, когда я больше всего на свете хотела быть твоей женой.
— А теперь?
Она внимательно посмотрела ему в глаза и неуверенно пожала плечами:
— Теперь я не знаю. Правда не знаю, Тони. Я так устала.
Тони встал из-за стола:
— Тогда иди спать. Я тут приберу.
Рена поднялась, хотела возразить, но Тони уже собрал тарелки и начал укладывать их в посудомоечную машину. Он стоял к ней спиной, и она невольно залюбовалась его широкими плечами, тонкой талией.
— Я… я, пожалуй, действительно приму душ и лягу. А ты…
— Я приду потом, Рена.
Она коротко кивнула, повернулась и вышла из кухни. Она слишком устала, чтобы думать о том, что принесет ей ночь с ее новым сексуальным тайным мужем.
Спасаясь от проникших в ее спальню лучей утренней зари, Рена глубже зарылась в одеяло, крепче сжала веки и облегченно вздохнула, довольная теплом своей постели.
Лежа с закрытыми глазами, она вдохнула приятный аромат и улыбнулась. Теплое дыхание коснулось ее щеки. Она открыла глаза и увидела рядом с собой Тони. Он лежал на краю кровати и, кажется, смотрел, как она спит.
— Доброе утро, родная.
В ее голове зазвонили тревожные колокольчики. Она не могла поверить, что лежит в постели вместе с Тони. И наслаждается этим. Она открыла рот, хотела что-то сказать, но он приложил палец к ее губам:
— Ш-ш-ш! Не думай слишком много, Рена.