— А я вам снова повторяю — мне ни гарантий, ни обещаний не надо. Я же объяснил, что мои мотивы совсем иные… Впрочем, одну просьбу можно?
Клебовников мгновенно насторожился.
— Да я сейчас совсем о другом, — заметив реакцию собеседника, махнул рукой Бессонов. — Может быть, этого и не стоило говорить, но… У нас с Аллой были очень сердечные отношения, только вот я, признаюсь, был к ней неравнодушен. Как мужчина.
— По‑моему, и она к вам была неравнодушна. Как женщина, — грустно усмехнулся Клебовников и тут же поспешно добавил: — Простите.
— Я только хотел спросить у вас… Ведь вы последний, кто ее видел… Расскажите мне о… Господи, даже не знаю, зачем все это! — Сильвестр резко отвернул голову к окну.
— Ничего, я понимаю, — Клебовников немного помолчал, качая в руке пустую чашку. — Мы в тот день решили поужинать после работы в ресторане. Нас же дома не ждет никто. Да еще надо было обсудить несколько вопросов, а то в редакции не всегда получается, там ведь с утра до вечера бедлам, не поговоришь спокойно. А так — приятное с полезным… Мы и сидели‑то недолго. Алла жаловалась, что недосыпает, а назавтра вставать рано — у нее первая встреча на девять утра была назначена. Дошли до стоянки вместе. Холодно было, мороз, снег, да еще темновато там. Я хотел, чтобы она первая поехала, но тут ей позвонили, и она мне махнула рукой — поезжай, мол, пока.
Николай замолчал, словно собираясь с мыслями. Потом тихо вздохнул:
— Вот и все.
Осторожно вошедшая в комнату Майя, воспользовавшись паузой в разговоре, поинтересовалась у гостя:
— Вам кофе еще сварить?
Клебовников, словно очнувшись, тряхнул головой и едва заметно улыбнулся Майе:
— Да, только покрепче, пожалуйста. — И дождавшись, пока она скроется за дверью, обратился к Сильвестру. — А теперь вот я хочу задать вам один вопрос. Можно?
Тот сделал рукой приглашающий жест.
— Каюсь, но когда я согласился к вам приехать, имел встречный интерес. Алла перед смертью мне сказала, — так, вскользь, — что вы каким‑то образом причастны к расследованию убийства Иры Аршанской. Это правда?
Сильвестр ограничился молчаливым вежливым кивком.
— Вы сотрудник милиции или частный детектив?
— Ни то и ни другое.
— А что же тогда?
— Консультант на общественных началах. Такой, знаете, не очень добровольный помощник.
— А как же быть со смертью Аллы?
— Ну… Этим милиция занимается.
— А вы?
— Что — я? У меня и полномочий никаких нет. Сижу вот дома почти безвылазно, размышляю. Разве что они сами обратятся ко мне.
— Просто я могу рассказать нечто такое, что, возможно, поможет расследованию.
— Почему мне? Кстати, а следователю вы это уже рассказали?
— Никому я это не рассказывал, — взгляд Клебовникова, устремленный на Бессонова, мгновенно стал неприветливым и колючим. — Я и вам‑то рассказать решил только сейчас. Присматривался — стоит ли это делать, тот ли вы человек.
— Решили — тот?
— Не знаю. Но больше вроде бы и некому. К тому же у вас к Алле особое отношение.
— Почему все‑таки не в милицию?
— Вы сейчас все поймете. Я бы хотел, чтобы к моим словам отнеслись серьезно, хотя это и нематериальные улики, а наблюдения, случайные впечатления. Короче говоря, однажды в сумочке у Аллы я увидел пистолет.
Мельком, совершенно случайно. Про пистолет, кстати, я следователям сообщил. Просто голый факт.
На самом же деле есть еще кое‑что. Когда я в первый раз пистолет заметил, сразу спросил — это твой? Она засмеялась и сказала — нет, поиграть взяла. А когда я через какое‑то время попробовал вернуться к неприятной теме — спросил про пистолет — она разозлилась и сказала, что мне померещилось. Но это не все. Раза три, хорошо выпив, она говорила вещи, от которых мне становилось не по себе.
— Что именно?
— Дословно не воспроизведу, но за смысл ручаюсь — она очень кого‑то боялась. Причем настолько, что готова была нанимать охрану, менять имя и даже уехать жить в другую страну с другим паспортом. Но потом все проходило, и она не желала разговаривать на эту тему. Ну, и как, по‑вашему — могу я все это милиции рассказывать? Милиции фамилии подавай. Кого боялась? Почему? Знаете, что получится? Я расскажу, меня же потом будут допрашивать до посинения.
— Наверное, вы правы, — вздохнул Сильвестр, — но что это нам дает, кроме неясных подозрений? Допустим, были причины бояться. А если это фобии — проклятье жителей мегаполисов?
— Я подумал: вдруг пригодится. Что ж, спасибо за гостеприимство и за информацию — обдумаю. А насчет того, что я рассказал, — думайте уже вы. Если потребуюсь, звоните, буду рад слышать.
И, пружинисто поднявшись с кресла, Николай направился к выходу. Уже прощаясь с гостем, Сильвестр хотел было спросить его про странную машину и человека в черном. Но не стал — зачем преждевременно его напрягать? Слежка за человеком — не шутка, тут надо все трижды проверить.
Когда за Николаем закрылись двери лифта, Бессонов быстро отправился на свой наблюдательный пункт — кокну. Подозрительный «Жигуль» стоял все там же. Как только машина Клебовникова тронулась с места, он немедленно тронулся следом.
Надо было убедиться — и он убедился. Слежка, причем демонстративная. Интересно, знает ли о ней Клебовников? Если нет, надо предупредить. Если знает, пусть расскажет, в чем дело. Хотя бы Стасу Половцеву. А если, не дай Бог, это подготовка еще одного преступления? Не связана ли эта слежка с убийством Аршанской и Белояровой? Тревожных вопросов возникло множество, и откладывать разговор было просто опасно.
Сильвестр набрал номер Клебовникова.
— Николай, это Бессонов. Вам удобно сейчас говорить?
— Да, конечно. А что случилось?
— Только не удивляйтесь. Вы за собой слежки не замечали?
Возникла пауза, и Сильвестр подумал, что связь прервалась. Но голос Клебовникова неожиданно вынырнул из тишины:
— Вы меня застали врасплох. За мной следят?
Ему было неприятно обманывать Сильвестра, но по‑другому он не мог. Слежка не имела никакого отношения к редакционным убийствам, это он знал точно. Она касалась его одного, и он не хотел, чтобы в его личные дела лезла милиция или частные консультанты.
— Голову на отсечение давать не стану, — ответил между тем Сильвестр. — Но… Вряд ли я ошибаюсь. Темные «Жигули», мужчина в черной куртке и спортивной шапочке. Так вы знаете, видели?
Ну откуда? Я назад не смотрю. Слушайте, это неприятно. Учитывая обстоятельства… Может, мне в милицию заявить? Или прямо подойти к этому, в шапочке, и в лоб спросить, чего ему надо?