Базовая подготовка, ничего более. Впоследствии каждому из нас предстояло пройти специальную подготовку для работы на конкретной планете. Я удивился, узнав, что в земных колониях, считающихся стопроцентно лояльными, агентурная сеть земной разведки подчас не менее густа, чем в колониях ненадежных и даже бывших.
Следовательно, и у нас на Тверди до нашей революции существовала сеть, включавшая в себя также и нелегалов, маскировавшихся под твердиан?
Наверняка.
Почему же не было принято никаких мер?
Я ломал над этим голову несколько дней и пришел к выводу: вряд ли земная агентура на Тверди была настолько беспечна, что вульгарным образом прошляпила переворот. Вероятнее всего, она имела достаточно данных и о настроениях в народе, и о разложившейся Администрации, и о подполье, чтобы в метрополии всполошились. И тем не менее – никакого разультата. В тот момент всего один батальон грозной линейной пехоты метрополии, переброшенный гиперканалом в Новый Пекин, сделал бы восстание немыслимым. Может быть, стекающиеся данные обрабатывал никуда не годный аналитик? А может, и того проще: был составлен исчерпывающий доклад и попросту затерялся в потоке документов? Теоретически это вполне возможно.
Был и третий вариант ответа, самый неприятный: нам сознательно позволили начать восстание. Хуже того, нам позволили одержать полную победу. Для чего? Может быть, для того чтобы мы выпустили пар в свисток. На каком уровне принималось решение? Кого, кроме очередного министра колоний, удалось свалить по результатам нашей революции? Не знаю. Откуда мне знать? Тысячи убитых земных десантников, сотни тысяч погибших твердиан – даже не фишки в игре. Так, пыль… И в результате нарыв был вскрыт, Твердь успокоилась, уверовав в призрачную свою независимость, и новые люди заменили старых в неведомых кабинетах, и скандий по-прежнему идет на Землю…
Тут была логическая нестыковка. Первое-то время скандий шел не на Землю, а на Марцию! Следовательно, гибель Мации – дело рук землян?!
Нет, конечно же. Доказано, что нет.
Или я глуп, как эхо-слизень, и ничегошеньки не понимаю?
В конце концов я отложил разгадывание этой загадки на потом – мне по самые ноздри хватало текущих проблем. Спал я в среднем часа по три-четыре в сутки – больше не получалось. А ведь я, черт побери, издавна и не без оснований считал себя толковым парнем! У меня был опыт самостоятельной работы! Оказалось, однако, что умению схватывать на лету мне еще учиться и учиться.
Впрочем, это не умение. Это талант. Его отличие от умения в том, что нарабатывается он гораздо дольше и труднее.
Обычно с завербованными на стороне агентами так долго не возятся, но для меня, как и для остальных шести молодых кадров, сделали исключение. Возможно, свою роль сыграло то, что я сам пошел на вербовку и еще ни разу не заикнулся об оплате. Возможно, умные спецы проанализировали мои ментограммы и сочли их подходящими. Короче, не знаю.
Позднее во мне укрепилось подозрение, что Земля, должно быть, испытывает некоторый дефицит подходящего человеческого материала для работы, обычно исключающей возможность пожаловаться кому-нибудь на то, что с ним, материалом, обошлись не так, как он, материал, того заслуживает, по его, материала, мнению. В армии и то проще – можно пожаловаться командиру (иной вопрос, стоит ли это делать). Между прочим, две трети тех десантников, с которыми мы дрались на Тверди, были не коренными землянами, а навербованными контрактниками из лояльных колоний. Уже сам по себе этот факт кое о чем говорит. Что до агента-нелегала, то он работает чаще всего в одиночку, никто не подставит ему плечо, не подскажет верное решение, не проревет в ухо команду грубым сержантским ревом, и пожаловаться некому, разве что святым мученикам на том свете. Коренные земляне избалованы. Насколько я их знаю, они всегда находятся в полном сознании своих прав, разумеется, священных и неотъемлемых, и главным правом, по-моему, считают право на то, чтобы кто-нибудь решал их проблемы, создавая им безопасность и уют. Оказавшись вне Земли, они долгое время не верят, что жизнь на самом деле грубее и примитивнее, чем им казалось, и уж совсем отказываются верить в то, что она именно по этой причине интереснее! Повидал я таких землян на Тверди в старые времена… Бедняги. Бедные напыщенные бедняги!
Стоило ли удивляться тому, что в нашей группе из семи человек был лишь один землянин, да и тот родился и провел детство не на Земле, а на Дидоне!
Другой был родом с Хляби. Третий и четвертый прибыли из марсианской колонии, если только не врали, пятый – с Нового Гуама, а что до шестого, то его угораздило родиться на планете с милым названием Край Света. Я и не слыхивал о такой. Может, она и впрямь болтается где-то на краю Галактики, а может, и за ним.
Мы не откровенничали друг с другом, а с того момента, как пошла индивидуальная подготовка, почти и не общались. Имя Ларс мне велели забыть. Теперь я стал Винсентом – просто Винсентом без фамилии, как монарх или раб. Имечко не без претензии, мне оно сначала не нравилось, но потом я привык. Других обучающихся я тоже знал только по именам и не сомневался, что они вымышленные.
Раз в неделю полагался выходной. Хочешь – зубри, хочешь – отдыхай, дело твое. Можешь напиться и, если не станешь буянить, никто слова не скажет. Можешь вызвать девушку-андроида или мальчика-андроида для секс-услуг, никто не возразит. Твое дело. Твоя учеба. Твоя жизнь.
В первый же свободный день мы напились до зеленых чертей и болтали всякую пошлятину. Потом – как отрезало. Видимо, не только я осознал, что на самом деле нет у меня свободного времени, совсем нет.
Пухла голова.
Один из обучаемых, и как раз землянин, был отчислен; по слухам – сам запросился, не выдержал. Нас осталось шестеро. Так прошло полтора месяца. Кто-то где-то услыхал, что надо продержаться первые шесть недель, дальше уже пойдет легче. Откуда пошел звон – неизвестно, да и не сам ли я это выдумал? С перегретых мозгов станется, они припомнят и то, чего не было.
Однако шесть недель прошли, и я не был отчислен. А еще две недели спустя прибыл Вилли.
По мою душу.
Море называлось Эгейским, и Вилли лениво рассказывал мне, что, по сути, оно просто набитый островами залив Средиземного моря, каковое турки когда-то называли Ак-Дениз, то есть Белое море. Я знал, что настоящее Белое море лежит гораздо севернее, и мне совсем туда не хотелось. Мои родные края – жаркие степи, по крайности джунгли, тоже отнюдь не холодные. Марция была в среднем попрохладнее, и там я в конце концов привык к тому, что лед иногда встречается не только в холодильнике. Но одно дело – «иногда», и совсем другое – по полгода. Спасибо, как-нибудь в другой раз. А еще лучше – в другой жизни.
Теплое море шумело, облизывая камни, с него тянуло ветерком и йодом, а остров – он назывался Самос – в целом смахивал на Твердь чуть севернее Нового Пекина. Растительность только не та, а так – похоже. Вилли болтал о пеласгах и ахейцах, о Поликрате и античном пиратстве; я слушал его вполуха. Где мне предстояло поработать, я еще не знал, но уж точно не на Самосе.