В какие-то моменты Салли казалось, что уже следующая пуля будет ее, но даже об этом она думала как о постороннем факте, имеющем свое место в строгой иерархии природного порядка.
Эмоции оставили Хафин, и она, неуязвимая, стояла в полный рост и, словно в тире, опрокидывала на сыпучий склон одного противника за другим. Они катились, увлекая камни и вздымая пыль, а Саломея все стреляла и стреляла с видом человека, не знающего границ жизни и смерти.
Когда последняя горячая гильза ударилась в отражатель, Саломея опустила оружие и замерла, пораженная абсолютной тишиной. Затем она судорожно вздохнула и очнулась.
Солнце светило все так же ярко, где-то на вершине промелькнуло несколько уцелевших врагов. Теперь они не казались страшными – они убегали.
На дороге послышался грохот, и из-за поворота показался «скаут» Бонн.
Следом за ним выполз танк.
Кроме уцелевших солдат, на броне лежало несколько тел – как и все предыдущие, этот бой требовал своих жертв.
Подъехав в поваленному «скауту», солдаты спешились. Полковник Вильямс подошел к Саломее. Увидев усеянный трупами склон, он был настолько поражен, что не мог вымолвить ни слова. Солдаты, тоже позабыв про еще не остывшие тела своих товарищей, смотрели на поле личной битвы Саломеи Хафин.
– Вот ведь гадость какая, – сказал наконец полковник и взял из ее руки опустевший СВУР. – Они, конечно, враги, но я не желал им такой смерти... Ты отойди в сторонку, Салли. Сейчас мы твоего красавца поднимать будем.
Хафин послушно посторонилась и отрешенно наблюдала за тем, как со «скаута» Бонн спустили крюк и стали цеплять его за погрузочный узел на ее машине.
Когда крюк был зацеплен, Вильямс подошел к Салли и спросил:
– Водички хочешь?
– Нет, спасибо, – разлепив спекшиеся губы, ответила та. – У меня есть – в кабине
– Ну и ступай туда, – мягко сказал Вильямс. – Нужно поднимать машину...
Полковник видел, что Салли далеко не в полном порядке, но он также понимал, что еще один бой на этой горной дороге им не вынести.
Между тем Саломея забралась в кабину и, пристегнувшись страховочными ремнями, связалась с Бонн:
– Я готова. Давай потихоньку...
Бонн включила подачу, и лебедка начала медленно накручивать трос. Вскоре он натянулся как струна, и сорокатонный «скаут» стал подниматься из плена зыбучего грунта, словно восстающий из пепла.
– Стоп! – скомандовала Хафин, когда ее робот уверенно двинул опорами. Затем она дистанционно разомкнула узел, и тяжелый крюк выпал из зажима
– Я готова, сэр, – доложила Саломея, – никаких новых повреждений нет.
– Сможешь иди впереди?
– Смогу, сэр.
– Ты меня здорово выручаешь, Салли, – признался Вильямс.
– Я просто стараюсь, сэр.
На условленное место встречи у пустовавших складов на Лейденбанк-стрит Филсберг приехал заранее. Обойдя все вокруг и не найдя ничего подозрительного, он позвонил своим людям. В основном это были солдаты уличного бандита Папарелло, однако Берти Филсберг усилил их четырьмя профессионалами из агентства «Эллиот жмотт».
Предвидя трения между профи и уличными подонками, Филсберг разъяснил и тем и другим, что у них разные функции, однако он подозревал, что люди Папарелло все же будут задирать лощеных «котов» Эллиота.
«Главное, не давать им бездельничать», – думал Берти Филсберг, набирая номер Папарелло.
Пришлось пропеть песенку попугая Гилло из мультика «Три банана для Чаки». Придурок Папарелло обожал этот сериал для детей и заказал фразу из песенки для соединения со своим номером.
– Я люблю па-апу, я люблю ма-аму, я лучши-ий из детей-ей-ей!
Берти не имел слуха и беззастенчиво фальшивил, однако номер все же сработал, и послышался голос Папарелло.
– Я слушаю тебя, засранец. «И этому подонку я плачу деньги!» – подумал Филсберг.
– Ты меня с кем-то спутал, Патти. Это я – твой босс мистер Филсберг.
– О, мистер Филсберг, извините меня. Просто ваш голос очень похож на голос одного засранца.
«Издевается сволочь, – мысленно констатировал Берти. – Заплачу „котам“ Эллиота, чтобы они грохнули его сегодня же вечером. Сегодня!»
– Короче, Паппи, я звоню по делу Нужно объехать квартал и посмотреть туда-сюда – ну ты знаешь.
– Тогда я не сумею оказаться здесь к пяти часам, мистер Филсберг, – капризным тоном произнес Папарелло. – Это же целый час ездить надо!
– На двух машинах это легко – езжайте в разные стороны.
– Откуда у меня две машины?!
– Как откуда! – взвился Берти. – Мы договаривались о двух машинах и десяти вооруженных бандитах! То есть я хотел сказать – вооруженных людях...
– Что хотели, то сказали... босс... Извините, уже едем.
– То-то же, подонки, – сказал Филсберг, предварительно отключив телефон.
Беда с этими рыцарями подпольных борделей! Стоит им понять, что они тебе нужны, как тут же начинают выламываться. Впрочем, можно было нанять одних профессионалов, но только четверка «котов» Эллиота стоила Берти дороже, чем вся банда Паппи. К тому же Паппи взорвал для Филсберга торговый центр.
Правда, не днем, а ночью и не «Геккер&Нильс», а «Проктор&сыновья».
Папарелло объяснил замену тем, что «Проктор&сыновья» находится недалеко от его дома и что он такой же большой, как и «Геккер&Нильс». Деваться было некуда, и Филсбергу пришлось принять и такое объяснение. Уже после редакторы всех крупных газет, которые обычно заказывали катастрофы, пригрозили, что откажутся от его услуг, если впредь он будет заменять одни объекты на другие. Ночной взрыв принес всего несколько жертв, а газетчики очень рассчитывали на мясорубку.
«Если со мной не будут работать, – размышлял Берти, – придется снова переключиться на добычу жареного материала, а это, увы, не так прибыльно». Оглядевшись еще раз, Филсберг взглянул на часы и решил, что есть время посидеть в машине. Вернувшись к своему холеному темно-синему «Джарди», он сел на водительское место и откинулся на спинку. Взгляд Филсберга невольно уперся в обшарпанную стену склада и парочку собак, увлеченно занимающихся сексом.
Вид слившихся в акте дворняг напомнил Берти о свежем номере «СТЫД-Инфо». Это был отличный способ скоротать время, и Филсберг тотчас же достал газету из бардачка.
На первой странице по-прежнему красовалась голая задница, впрочем, задница уже давно была обезличенной и являлась своеобразной визитной карточкой издания.
Открыв оглавление, Берти пробежался глазами по заголовкам и остановился на дискуссии, за которой он давно следил.
Как всегда, максималисты спорили с минималистами. Максималисты выступали со статьей «Лошади ли мы?», а минималисты пытались побить их в материале «Мы же не лошади!». Вся дискуссия разворачивалась под большой фотографией, где пара лошадей была в том же положении, что и собачки, которых видел Филсберг.