– Проскочили, – шепнул Пас.
Всадники не двигались, провожая нас хмурыми взглядами. Вдруг один из них ни с того ни с сего вскинул ружье.
– Рипли! – выкрикнул я, не помня себя от страха. – В нас прицелились!
– В отсек! – скомандовала она.
Но мы не успели. Видимо, всадники лишь выполняли отвлекающий маневр, поскольку первая ракета ударила «Ксению» не с их стороны, а с крыши ближайшего дома. Ударной волной меня сшибло с брони на бетон и оглушило так, что я перестал понимать, что кричат наушники гарнитуры. Сверху на меня посыпались детали развороченного пулемета и горящие куски эластида.
От ужаса неминуемой смерти мой разум сжался в комок, самоустранился от управления телом. Зато рефлексы, наработанные во время тренировок в учебке, проснулись сами собой. Оглушенный, ослепший от вспышки, я перекатился под брюхо амфибии и только там понял, что карабин перед попаданием ракеты я положил на броню. Где он находится, я не имел ни малейшего понятия.
Вторая ракета попала в корму. Броневик вздрогнул на амортизаторах, воздух заволокло вонючим тротиловым дымом. Когда копоть осела, я разглядел возле себя Паса.
– Держи! – крикнул он, протягивая мой карабин.
– Огонь! – ревели наушники голосом Жаба.
Я прижался к внутренней стороне колеса и взял на прицел группу всадников. Один из них целился в нас, другой вставлял ракету в ружье. В сетке прицела они выглядели как персонажи теста на симуляторе. Яркое солнце отбрасывало контрастные тени, усиливая впечатление нереальности происходящего.
В общем, когда я вжал приклад карабина в плечо, у меня не было ощущения, что сейчас придется стрелять по людям. Я просто поймал в координатную сетку одного из всадников и выжал спуск. Араб покачнулся в седле, выронил ружье и рухнул на бетон, испугав остальных верблюдов. Тут же заговорил карабин Паса, с лязгом досылая в ствол сверкающие гарпуны после каждого выстрела. Попадал он в основном по животным, вызвав среди всадников замешательство. Мне понравилась столь легкая победа, и я начал по одному выцеливать спешившихся противников. К стрельбе у меня действительно были способности – после каждого толчка прикладом в плечо один из арабов падал, некоторое время еще продолжая дергаться на бетоне. Но эти конвульсии не испугали меня, а, наоборот, раззадорили.
В колесо рядом с Пасом ударила третья ракета, пущенная с крыши дома. И в ту же секунду заговорил оставшийся «КСП-45». Его выстрелы слились в сплошной оглушительный рев, на бетон потоком хлынули стреляные гильзы. Я не был уверен, но скорее всего им управляла Молчунья.
Первая очередь слизнула с бетона оставшихся всадников, вторая ударила в дом, укоротив забор и сметя половину крыши. Стоявший у стены верблюд разлетелся кровавыми клочьями метров на двадцать вокруг. Когда пулемет смолк, я с ужасом увидел несколько ракетных следов, устремившихся к нам с крыши почти каждого дома. Я сжался в комок и закрыл уши руками. Но долбануло все равно так, что у меня чуть кишки изо рта не вылетели. Пара ракет была нацелена под днище, от них нам досталось больше всего. Когда дым рассеялся, я увидел свой карабин на самом краю бетонки, а из левой кисти Паса толчками хлестала кровь. Тут же вновь загрохотал пулемет, делая бессмысленными любые попытки хоть что-то сказать.
«Ранило только в руку?» – спросил я на Языке Охотников.
«Кажется, да», – ответил акустик.
Обожженный ракетными взрывами бетон скрылся под слоем кувыркающихся пулеметных гильз.
– Пас ранен! – выкрикнул я в микрофон.
Через десяток секунд под днище влезла Рипли с карабином и медицинским пакетом. Она начала перевязывать Паса, а я схватил его карабин и принялся лупить во все, что двигалось. Гарпуны, разогнанные до полутора километров в секунду, навылет прошибали не только тела, но и глинобитные стены.
«Надо перебираться в отсек! – жестами показала начальница. – Оттуда мы им дадим жару! Давай, Копуха, ты первый. Потом прикроешь нас через амбразуру».
Я выполз из-под днища и хотел уже ухватиться за лесенку, но Молчунья перевела огонь на водородную станцию. Пробитые газовые колонки зашипели под диким давлением и взорвались, отбросив меня к обочине. Очухавшись, я увидел такое, от чего волосы на руках стали дыбом. Над домами парил в воздухе легкий «Силуэт-Вертикаль» с кумулятивными ракетометами среднего класса.
Словно в замедленной съемке я увидел, как первые снаряды прошили броню «Ксении», заливая десантный отсек огнем, как из кабины выпрыгнули Молчунья и Жаб с горящим рукавом рубашки. Кумулятивные ракеты пробивали только первый слой брони, так что единственным спасением казалось снова забраться под днище. Я рванул туда, сгрудившись вместе с остальными на спасительном островке в океане огня. Рипли вжалась в бетон, Молчунья скорчилась, обняв ее, Жаб распластался рядом. Я отбросил карабин, рухнул между ними и закричал, не помня себя от ужаса:
– Мамочка, я не хочу умирать!!!
И вдруг все стихло. Не просто прекратилась стрельба, а наступила оглушительная, ватная тишина. Жаб поднял голову. Взгляд у него был такой, словно ему привиделось нечто невероятное.
«Неужели подоспела помощь из города?» – мелькнула у меня мысль.
Но все оказалось еще более невероятным. На бетонке возле амфибии в полный рост стоял Пас с поднятым к плечу карабином. А гравилет рухнул на дома, вспыхнул и почти беззвучно взорвался.
– Боги морские! – одними губами шепнула Рипли. – Чистюля?
Только теперь я заметил, что Пас стоит в луже крови – взрывавшиеся вокруг него ракеты посекли ему ноги осколками. Но он словно не замечал этого. Спокойно повесил карабин на плечо и поднялся по лесенке в десантный отсек.
«Молчунья, за руль! – приказал Жаб на Языке Охотников. – Рипли и Копуха – в отсек!»
Я вылез из-под днища и увидел человек двадцать арабов, опустивших оружие в немом удивлении. Воодушевленный такой реакцией, я поднял свой карабин, закинул его на плечо и поднялся в отсек. Никто из противников и не думал по нас стрелять, хотя последний пулемет бессильно обвис на турели, пробитый кумулятивной ракетой.
В отсеке висели густые клубы дыма, пол и стены заливала противопожарная пена. Через многочисленные дыры в броне врывались лучи солнца. Амфибия взревела и тронулась, факел пылающей водородной станции быстро скрылся за барханами позади. Меня словно парализовало, я все видел, все понимал, но не мог ни шевелиться, ни говорить. Рипли, вытащив из ниши в стене чемодан медицинского модуля, спешно орудовала инъектором, обкалывая обезболивающим ноги Паса. Он сидел, как и я, похожий на восковую куклу.
Закончив инъекции, начальница стянула с Паса ботинки и достала из чемодана щипцы и зажимы, с помощью которых один за другим начала вынимать мелкие осколки. Пас не двигался. Кровь из его голеней сочилась так, словно на них места живого не было. Наконец Рипли закончила с осколками и наложила бинты.
– Как ты? – спросила она.
– Хуже еще не бывало, – скривился Пас. – Но, кажется, я напугал этих арабов.