«То есть они протащили на борт бомбу, чтобы Карим не сбежал?» — переспросила про себя Эден. Этот вариант представлялся ей маловероятным. К тому же версия Бустера не объясняла отказ Карима запрашивать посадку в другой стране. Ведь террористы вряд ли узнали бы об изменении маршрута. Даже находясь на борту, трудно заметить что-нибудь, кроме того, сохраняет ли самолет высоту или идет на снижение.
— Но я пришла сюда вовсе не затем, чтобы обсуждать с вами намерения американцев, — объявила наконец Эден.
— Я догадываюсь.
В голосе ГД слышалось разочарование, причины которого Эден не понимала.
— Захария Келифи, — выдохнула Эден.
— И что с ним? — Бустер смотрел на нее удивленно.
Эден повторила то, о чем уже сообщала ему по телефону, и поделилась ближайшими планами. Она предупредила шефа, что решение правительства относительно Захарии Келифи, возможно, придется пересмотреть, если проверка телефонных номеров подтвердит его невиновность. Они не должны исключать и такой поворот дела, именно за этим Эден и явилась к Бустеру.
— Итак, телефоны, Эллис и сестра, — подытожил ближайшие задачи ГД.
— Надо навести ясность в этом деле, — кивнула Эден. — Это чертовски срочно, извините за выражение.
— Разумеется, эти вопросы надо снять немедленно, — согласился шеф. — Однако странно, что Келифи отказывается нам в этом помогать.
— Вы имеете в виду Захарию?
— Да. Если он действительно чист, с чего бы ему скрывать имя прежнего владельца телефона?
— Возможно, потому, что он не так чист, как кажется, — предположила Эден, которая размышляла на эту тему не один раз. — Или кого-нибудь покрывает. Или и то и другое.
ГД поднялся и подошел к окну. Едва ли затем, чтобы полюбоваться роскошным видом. Эден было неприятно, что он стоит к ней спиной. Она не могла понять, что тревожит ее шефа.
Эден нащупала в кармане связку ключей от дома. «Интересно, — подумала она, — Микаэль все еще на меня сердится?» Она почти не сомневалась, что это так. Будучи ее мужем, он так и не понял, что для нее важнее. Точнее, что в жизни самое важное.
Видеть чуть дальше собственного носа.
— Эден, вы никогда не задумывались, почему я взял вас на это место? — спросил ГД.
Его голос звучал грубо, как будто Бустер сердился или сильно нервничал. Вопрос только — из-за чего?
— Потому что я компетентный работник, — ответила Эден.
ГД повернулся к ней:
— Отчасти да. Но, кроме того, потому, что вы имеете репутацию терпеливого и сговорчивого человека. Терпение и лояльность — вот что мне от вас было нужно.
На несколько мгновений Эден задержала дыхание.
— Я вас в чем-то разочаровала?
— Тем не менее… — покачал головой Бустер.
Что означает это «тем не менее»?
Эден не знала, что и думать. Может, ГД не понравилась какая-нибудь из ее шуток? Что заставило его усомниться в ее лояльности?
— Что касается моих личных качеств, скажу вам следующее, — твердо ответила она. — Моя задача здесь — делать свое дело. Не уживаться с начальством, коллегами или американцами, а делать свое дело. Если у меня это не получается, только скажите. Меня не будет здесь через десять минут.
ГД сказал правду: такое с ней уже было. Когда-то Эден уволилась со своей первой работы в доме престарелых. Его персонал так плохо обращался с подопечными, что с тех пор Эден стала бояться старости.
А потом она так же ушла из газеты, куда устроилась на время летних каникул в студенческие годы. В этой газете любой ценой стремились увеличить тираж, и под конец Эден давали такие задания, что она стыдилась их выполнять.
Далее была британская контрразведка MI5. Но об этом ей меньше всего хотелось дискутировать с ГД.
На мгновение лицо Бустера стало печальным.
— В мои планы не входит расстаться с вами, — сказал он. — Я просто хочу как можно скорее разобраться с этим самолетом.
— И я даю вам слово, — ответила Эден, — что делаю для этого все возможное.
Поглаживая подбородок, Бустер следил, как она направляется к двери.
— Отлично, — подытожил шеф. — Значит, мы договорились.
Эден на это надеялась; во всяком случае, она говорила искренне. Сейчас дело об угоне самолета заслонило все остальные. Но судьба Захарии была его частью.
— Мне надо еще раз допросить Эллиса, — сказала она, остановившись на пороге. — Выведать, почему он отрекся от своих показаний относительно Захарии.
ГД одобрительно кивнул. Поговорить с Эллисом большой проблемы не составляло. Другое дело Карим, Эден сразу же о нем вспомнила.
Как можно воздействовать на летчика, сидящего за штурвалом самолета?
Ответа на этот вопрос Эден не знала.
— Папа, это я, Эрик.
— Простите?
Голос Алекса звучал раздраженно.
Эрик прижал ко лбу ладонь тыльной стороной. Он молился, чтобы отец захотел его выслушать.
— Эрик, — повторил он как можно отчетливее, стараясь не повышать голоса. — Папа, это Эрик.
Прошло несколько секунд, прежде чем Алекс выдохнул:
— Слава богу.
— Папа, ты здесь?
— Я здесь, как ты?
Черт возьми!
— Более-менее. Мы держимся. Папа, я не знаю, как долго смогу говорить с тобой.
— Понимаю. Где ты?
Вопрос свидетельствовал о том, что Алекс в курсе дела. По крайней мере, он исходит из того, что Эрик не может звонить ему из кабины пилотов.
— В салоне первого класса.
— То есть Карим тебя не слышит?
Еще одно доказательство того, что Эрик не ошибся в своих предположениях: именно Карим ведет самолет навстречу гибели.
— Нет, папа. Мне нужен твой совет.
— Слушаю.
Эта фраза эхом отозвалась в голове Эрика. Обращался ли он когда-нибудь к отцу с подобной просьбой? Он не помнил. Потому что Алекс никогда его не слушал. Он просто формулировал решения проблем, которые видел сам и которых для Эрика не существовало. А потом сразу переходил на командный тон.
Алекс не заслужил доверия сына.
— Ты, наверное, устал?
Эрик вытер стекающую по щеке слезу.
— Я держусь, папа.
Он держится, держится, держится. Сжал волю в кулак.
— Но у нас на борту проблема, папа. Точнее, их несколько. Карим сам на себя не похож. Он был таким с самого утра. Я думаю… — у Эрика помутилось в голове, ему показалось, что его сейчас вырвет, — я думаю, он во всем этом замешан. Не знаю, каким образом, почему и как; понимаю, что это звучит бредово, но я в этом уверен.