– Как обычно: рисование, керамика… А Мэтт – тот парень, что играет в «Эрудит», – ведет занятия по чтению книг.
– Керамика…
Ничего себе, думает Майкл, в Мореленде такого не предлагали.
– В Риверсайде есть печь для обжига и гончарный круг. Там отделение для матерей с детьми. – Терри показывает рукой в дальний конец здания. – Но на занятия можно ходить из любого отделения. Учитель, я слышал, хороший. Вещи они там создают вполне на уровне.
Майклу почему-то не верится.
– Что, тебе это интересно?
– Не знаю.
Наверное, я бы делал какие-нибудь вазы, думает он. Крисси ставила бы в них цветы.
Звучит так жалостливо, что он готов рассмеяться.
* * *
– Вы не присмотрите за Каллумом? – спрашивает Гленн у Евы. – Нам с Эбби надо поговорить.
– Конечно. – Ева с беспокойством смотрит на Эбби.
Значит, ей все известно, думает Эбби. Как Гленн посмел поставить Еву в такое положение?
Ее охватывает гнев. Все же это лучше, чем тревога.
Каллум, похоже, чувствует напряжение… Или у него был трудный день. Угомонить мальчика трудно. Он бродит туда-сюда по гостиной.
– Наверное, это потому, что он с вами давно не виделся, – предполагает Ева.
Конечно, думает Эбби, и в груди закипающим молоком вздымается тоска.
– Давай немного посидим, хорошо? – говорит она сыну, зная, что он вряд ли послушается.
Однако, к ее удивлению, Каллум падает на диван рядом, и некоторое время она прижимает его к себе, поглаживая по голове. Похоже, он по мне скучал, думает она. Затем он вырывается, и Эбби оставляет его с Евой.
Гленн на кухне, делает вид, что занимается уборкой. Чашка уже вымыта, стоит на сушилке. Записки Эбби и след простыл.
Она включает чайник и ждет стоя. Сидеть нет никакого желания.
– Ну, и кто она?
Гленн оборачивается с вытянутым, мертвенно-бледным лицом.
– Что, прости?
– Ты прекрасно меня слышал.
Он отводит взгляд.
– Ты ее не знаешь.
– Ясно. Значит, она существует.
Ха! Это оказалось просто.
– Так кто она?
– Познакомились по работе… Ее зовут Кара.
– Живет где-то поблизости?
– Нет.
– Значит, ты ее сюда пригласил. Очень мило.
Гленн молчит, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Сколько это продолжается?
Он смотрит на нее. Она замечает страх в его глазах: наверное, раздумывает, удастся ли солгать.
– Говори правду. Ты у меня в долгу.
– С прошлой осени.
Эбби становится тошно. Это сколько, почти девять месяцев? Девять месяцев он водит меня за нос. Девять месяцев! Это началось еще до того, как мы выставили на продажу дом, до Рождества, до того, как я заболела. В голове эхом звучат слова Карен: «Это Гленн должен лечиться, не ты», и ей нестерпимо хочется его ударить.
Он довел меня до ручки. Я думала, что схожу с ума. Я на самом деле сходила с ума. Неудивительно, что он так испугался, решив, что я наглоталась таблеток. И отправил меня в Мореленд по своей страховке, хоть ему и было жаль с ней расставаться. Ну и черт с ним. Теперь я буду лечиться там столько, сколько потребуется. Плевать, пусть его страховая разорится. И он вместе с ней.
– Мне очень жаль, Эбби, поверь. – Гленн делает шаг в ее сторону.
– Только попробуй прикоснуться ко мне!
Она трясет головой, до сих пор не веря в происходящее. Так много всего навалилось, за раз не переваришь. А что та женщина? Она видела Каллума? Ее тотчас охватывает злость на незнакомку. Нет, думает она, я не попадусь в эту ловушку. Виноват Гленн, Гленн предал их брак.
– Убирайся отсюда, – заявляет она.
– Убирайся?..
Значит, ему даже не пришло на ум, что она может так отреагировать. Ну тупой!
– Да, убирайся.
– А как же Каллум?
– Ой, вот только не надо. Тебе он стал немного интересен лишь в последние две недели. С нами все будет в порядке.
– Разве ты не собираешься обратно в Мореленд?
– До воскресенья – нет. Потом можешь вернуться и присмотреть за сыном. А сейчас меня не волнует, куда ты пойдешь. Хочешь, иди к ней, мне плевать. Главное, убирайся. Оставь меня в покое.
Полчаса спустя Гленн появляется с сумкой, стучит в дверь гостиной и говорит, что уходит. Еве явно неловко. Эбби не хочет втягивать ее в эту историю еще больше – особенно в присутствии Каллума, – поэтому она идет в прихожую.
– Ищи адвоката, – говорит она Гленну, сама удивляясь этим словам.
– Но дом…
– А что с домом?
– Мы ведь собирались его продать.
– Не будем мы его продавать. Не хочу уезжать. И никогда не хотела. Ты об этом знал.
С лица Гленна сходит последняя краска.
– Сказала же, тебе потребуется адвокат.
Она закрывает за ним дверь и опирается спиной о стену. Как ни странно, несмотря на дрожь, она не ощущает ни капли тревоги. Тоску, да. И гнев. Но паника исчезла.
* * *
Майкл хочет помыться, однако все идет наперекосяк. Сначала пришлось попросить ключ, чтобы ему разрешили воспользоваться ванной. Затем, войдя туда, он обнаружил, что комната еще не высохла после предыдущего посетителя. Пока раздевался, заметил в двери стеклянную вставку – наверное, чтобы они могли проверить, не намерен ли он утопиться. Такой надзор нервирует. Кто поручится, что какой-нибудь санитар не придет сюда просто подглядывать?
Он залезает в ванну. Вода чуть теплая, но ничего, сойдет. Майкл садится, берет кусок мыла. Мыло скользит между пальцев, и он долго не может поймать его в воде. В конце концов, ему все-таки удается намылиться. Никогда еще купание не приносило таких страданий.
Он ложится, смотрит, как белеет вокруг тела вода. На поверхности плавает мыльная пленка.
Какой отвратительный был сегодня день, думает он. Не знаю, как я сподобился пережить все это. Наверное, помог адреналин. Вечерний поход в комнату отдыха произвел гнетущее впечатление. Спорили из-за телевизора и из-за пропавшего мобильника – телефон «умыкнули», как заявил его задиристый владелец, обвинивший Майкла не только в краже, но и в том, что он удрал с Терри – по всей видимости, его любовником. «Не трожь его!» – было приказано Майклу, за чем последовал довольно ощутимый тумак.
– Вообразил невесть что, – объяснял потом Терри. – Я с ним едва знаком. Видимо, расстроился, что мы с тобой ходили покурить. Он помешан на кражах.