– Не больше, чем у пономаря стать папой римским.
Засовывая адрес в карман, он почувствовал, как больно ему за сестру.
Новый маршрут. Эрван добрался до площади Насьон за пять минут и еще быстрее проехал по авеню Тайбур. Впервые в нем зашевелился червячок тревоги. Он постоянно представлял себе Гаэль, сидящую вместе с другими на кастинге, словно на ярмарке скота для продюсера-извращенца.
Его сознание временами смещалось, как телевизор, переключающийся на другую программу. Он вспомнил маленькую девочку, которая приходила в его комнату со своими куклами, пока он штудировал учебники по праву, постоянно мешая и в то же время умиляя своими гримасками и «макияжем» (она таскала у матери крем «Нивея»). Потом он видел, как она росла, худела, корпела над домашними заданиями (она желала быть «лучше, чем мальчишки»). Еще позже – в больнице, безжизненную, едва дышащую: скелетик в тридцать кило весом, ребра которого, казалось, прорвут кожу при любом вздохе. Но чаще всего он вспоминал Гаэль, жмущуюся к нему под кухонным столом, пока отец бил мать, еще и еще…
По указанному адресу находилось несколько подновленных цехов, располагавшихся вокруг мощеного двора. Зайдя внутрь, Эрван увидел лофты с большими занавешенными оконными проемами, откуда змеились толстые, как удавы, кабели, под надзором рядовых разношерстной армии: охранников и молодых парней в поясах, с высокочастотными рациями, степлерами, отвертками.
Он спросил о Кеке. Ему отвечали жестами, кивками: работа кипела. Продолжил путь и оказался во втором дворе, окруженном другими ангарами. На этот раз двор кишел молодняком с наушником в ухе и парнями в шлемофонах: все казалось принадлежащим другому миру – тому, где обитали миллионы телезрителей, получающих свою кормежку картинками и текстами, потрясающими по уродству и глупости. Снова вопросы.
Кевин курил на пороге студии. Худой до истощенности, в засаленной майке, он пронзительно хохотал, стоя в окружении двух фиф, сверкающих мишурой, как треска в фольге.
Эрван подошел со злобным видом и удостоверением на изготовку. Куколки мгновенно исчезли.
– Гаэль Морван, знаешь такую?
– Нет.
По морде.
– Подумай хорошенько: она была на кастинге «Проигравший выигрывает».
– Да их тут столько, – бросил парень, потирая щеку.
Опять по морде.
– Молодая женщина, очень хорошенькая, очень блондинка.
У Кевина вырвался смешок: он жил в мире «очень хорошеньких, очень блондинок». Эрван взял его за грудки и впечатал в стену. Другой рукой достал свой мобильник и нашел фото Гаэль без макияжа, в матроске, на острове Бреа. Ей едва можно было дать шестнадцать лет.
– Это моя сестра, мразь, – проскрежетал он, сунув фото под нос парню. – Ты с ней говорил или нет?
Тот высвободился из его хватки и выпятил тощую грудь:
– Ты чего надумал? Старший братец-полицейский решил тут крутого из себя корчить? Откуда ты выполз? Из сериала «Жизнь прекрасна»? Ты…
Закончить фразу он не сумел: Эрван влепил ему хук в живот, от которого тот рухнул на колени. Потом схватил его за шею и приложил затылком о стену.
– Будешь говорить, чертов прыщ? Иначе, слово даю, я тобой займусь. Сначала начищу морду. Потому отвезу в каталажку, где ты проведешь незабываемую ночь.
Кевин дрожал крупной дрожью. Проходившие мимо молоденькие актрисы бегом кинулись прочь.
– Я… я вспомнил, да…
В виде поощрения Эрван снова постучал его затылком о стену. Плохо закрепленная картонка с надписью «Кастинг» упала на землю.
– Что ты вспомнил?
– Мы… мы выкурили по сигаретке. Поболтали.
– О чем?
– Ей нужны были связи… Она…
– Ты дал ей контакты?
– Всего один.
Машинально Эрван еще сильнее сжал пальцы на шее урода, у того на глазах выступили слезы. Он выпустил его и сплюнул на землю от ярости.
– Пайоль… – прошептал Кевин. – Мишель Пайоль.
– Кто он?
– Пресс-атташе. Мужик в тусе, знает кучу народа.
Удар ногой в живот.
– СУТЕНЕР?
Кевин согнулся пополам, его вывернуло. Эрван подождал, пока он не переведет дух. Такая жестокость была ему привычна. Не так уж далеко ушел он от Ди Греко и его солдатиков.
– Мы никогда не пользуемся такими словами, но…
– Он рулит эскортами?
– Он связующее звено между девушками и парнями при бабках… Часто это иностранцы, дипломаты, финансисты…
– Его адрес.
– Я не могу этого сделать… Я спалюсь, меня…
Эрван схватил его за волосы и заставил выпрямиться.
– Лучше спалиться, чем сыграть в ящик.
– Почему… почему вы так говорите?
Эрван расстегнул кобуру и сунул ему пистолет под нос:
– Потому что если я тебя пристрелю, то мне же и поручат расследование. Я из Угро, capisce? [104] С Гаэль ты промахнулся… Домашний адрес того типа, твою мать, и я исчезну.
– Авеню Эйло, восемнадцать.
– Сколько тебе отстегнут за то, что ты послал ему Гаэль?
– Я получу, если она… ну, если что-нибудь получится…
Взяв Кеке за волосы, Эрван развернул его и изо всех сил приложил мордой о стену. Нос у того с хрустом расплющился.
– Хоть что-то уже получилось.
Идя к машине, он столкнулся с двумя охранниками, в панике бегущими ему навстречу. Он помахал своим удостоверением с триколором и через секунду забыл о них.
Смена декораций: авеню Эйло, недлинная и великолепная. Концентрация сверхбогатства, выходящая к площади Трокадеро, с видом на Эйфелеву башню на противоположном берегу.
Беспокойство переросло в страх, страх – в панику. Во что влипла его сестрица? Эрван припарковался у выезда из подземного паркинга, въехав на тротуар.
Консьерж. Лифт. Пятый этаж. Единственная дверь на площадке. У него было ощущение, что он звонит в дверь родителей.
– Кто вы?
Высоченная жердь лет шестидесяти, в очках выпускника высшей школы, с толстыми губами, стоял перед ним в повседневной одежде высокопоставленного чиновника: бордовый пуловер с V-образным вырезом, рубашка без галстука, вельветовые брюки. Не хватало только сигары.
– Я – ваша плохая новость. Где Гаэль Морван?
– Кто?
Эрван резко впихнул его в прихожую и шагнул следом.
– Даю тебе второй шанс, Пайоль. Гаэль Морван. Молодая, красивая, вызывающая. Она наверняка связалась с тобой в середине недели.