Парафин с горячих кастрюль? Саммер скользнула рукой вниз по его руке и начала делать медленные круги по его раскрытой ладони. Ее глаза щипало. Неужели она плакса? Ей хотелось целовать его ладони, но было слишком поздно, чтобы излечить раны.
– Бернар твой приемный отец?
Он упоминал еще и мать, которая исчезла. Маленькие кусочки его жизни постепенно складывались в цельную картину.
– Ммм. Не останавливайся. Тренируйся на мне десять тысяч раз.
Она нажала ногтями, но они не были большой угрозой его мышцам.
– Пока не начну все делать правильно?
– Саммер, каждое твое прикосновение совершенно. – Он переместил подушку ровно настолько, чтобы она увидела его тайную улыбку. – Когда я делаю что-то совершенное, я не останавливаюсь. На самом деле почти всегда я обязательно должен буду сделать это еще десять тысяч раз, иногда даже за один уик-энд.
Она перенесла свой вес в него, пытаясь сильнее воздействовать на мышцы. Они были такие тугие!..
– Тебе нравится?
Он дрожал. Его ресницы опустились. Темные, прямые ресницы становились все тяжелее. Люк прекратил вздрагивать и выгибаться при каждом нажатии, и его мышцы расслабились. Он начал поддаваться, и ее руки теперь могли мягко скользить по его спине. Казалось, он спит. Не это она имела в виду, когда начала массаж, но, возможно, просто таким образом он терял контроль.
Счастье охватило ее. Она долго гладила атласную кожу его спины, наслаждаясь непринужденностью, которую дарила ему, и наконец соскользнула с него и быстро взглянула ему в лицо. Да, он спит, и тело его стало тяжелым. Она нагнулась и легонько поцеловала его расслабленную ладонь.
Вот. Наконец исполнилось ее тайное желание исцелить его старые раны. Она скользнула вверх и приткнулась рядом с ним.
Он обнял ее одной рукой, потянул под себя, перебросил через нее ногу и оперся о кровать, приподнявшись над Саммер.
– Это должно было научить нас обращаться с такими горячими вещами, – тихо продолжал Люк. – Мы чувствовали, как парафин жжет нас, но на самом деле ожогов не было. Такова была его цель.
Пальцы Саммер инстинктивно сжались, чтобы защитить ладони от такого урока.
– У тебя очень сильный материнский инстинкт, верно? – пробормотал он.
Материнский инстинкт? У нее? У Саммер Кори? Такое о себе она слышит впервые!
– Я вовсе не планировала убаюкать тебя, – возразила она.
– А я и не сплю. – Его губы сомкнулись на ее губах. В поцелуй он вложил все, что было в нем. Глаза его закрылись от удовольствия, будто она была симфонией ароматов, и обоняние шеф-кондитера не могло ими пресытиться. – Я потерялся.
Она тоже потеряла себя в поцелуе, оказавшись под его телом, как в колыбели. Даже забыла, что хотела сохранять контроль. Теперь она стремилась к тому, чтобы потеряться в Люке.
Он потерялся?
Люк запустил пальцы ей в волосы и отвел их назад так нежно, как, наверное, обращался с паутинками, которые не хотел порвать.
– Я могу целовать тебя до тех пор, пока от тебя ничего не останется, – прошептал он.
Раньше такие слова разбудили бы в ней инстинктивный страх перед тем, что она станет ничем в чьей-либо жизни. Но сейчас появилась совсем другая картина – она была золотой, сильной, источающей сияние драгоценной звездой в его руках.
– Нет, не можешь.
Его большой палец прошел по ее губам.
– Не стоит недооценивать то, как долго я могу тебя целовать.
И у нее появилась нежная улыбка, почти столь же сдержанная, как и его, но на удивление полная уверенности.
– Не стоит недооценивать то, как долго я смогу продержаться.
Саммер проснулась с ощущением тревоги. Люк стоял с пультом дистанционного управления и разглядывал фотографии с ее острова, продвигающиеся по экрану. Темно-зеленые утесы ниспадают в сверкающие морские воды. Крупным планом изображены старики, сплетающие цветы тиаре. Саммер выходит из моря с несколькими островитянами после плавания вокруг острова. Саммер хохочет. Смеются какие-то люди. По мере того как фотографии сменяли одна другую, плечи Люка все сильнее напрягались, и Саммер захотелось снова их помассировать.
Когда фотографии начали повторяться, он выключил телевизор и пошел в другую комнату. Там он начал шарить в небольшой кухоньке, но вскоре возвратился и встал перед огромным окном. На фоне погасшей Эйфелевой башни – на фоне его города – Люк был прекрасен, решителен и поэтичен.
Мышцы Саммер болели после бега и других занятий, от которых ее тело успело отвыкнуть. Она потянула подушку, чтобы заполнить пустое место, которое осталось после Люка.
Он оглянулся с полуулыбкой, с немного напряженным лицом и начал беспокойно бродить по комнате, держа руки в карманах. Так ходит по клетке тигр, давно привыкший к ее границам.
– А здесь у тебя есть еда?
Саммер моргнула. Тигру не нужна свобода, он просто хочет есть?
– Я могу заказать доставку в номер.
Эта служба работала в отеле двадцать четыре часа в сутки. Иногда Саммер казалось, что если увидит еще одно чрезмерно прекрасное, сложное блюдо, то швырнет им в стену.
Он поморщился:
– Думаю, это сойдет. Если только ты не хочешь выйти и посмотреть, не сможем ли мы раздобыть un Grec [129] или найти un McDo [130] , который еще открыт.
– «Макдоналдс»? – И это говорит Люк?
– Жареная картошка. – Аппетит отразился у него на лице. – И много-много соли.
– Я уверена, что в бистро отеля делают что-нибудь с жареной картошкой.
Люк прервал ее нетерпеливым движением.
– Я не хочу нарезанную вручную и отлично приготовленную жареную картошку. Я не хочу ничего настолько особого, что надо обращать внимание на каждый кусочек, который кладешь себе в рот. Картофельные чипсы. Вот что было бы сейчас в самый раз. У тебя есть кока-кола?
Разинув рот, Саммер смотрела на него.
Его глаза замерцали, и он провел языком по своей верхней губе.
– Знаешь, что еще было бы хорошо? Du lait concentré sucré [131] . Я бы съел целую банку.