— Это было далеко отсюда, — бурчит моя подруга. — Просто какие-то мальчишки.
Вольф кивает, будто ожидал подобного объяснения.
— А больше ничего не хочешь сказать?
— Я… — Вопрос крутится на языке, но мне страшно ненароком выдать что-нибудь важное.
— Да?
— А вот… ребята говорили про этот значок.
— Выкладывай.
Не могу побороть соблазн. Мне нужно узнать.
— Что такое «Пираты эдельвейса»?
Потемневшее было лицо Вольфа проясняется, на губах мелькает улыбка. Он набирает полную грудь воздуха и, снова осмотрев улицу, поворачивается ко мне.
— Преступники. Негодяи. Длинноволосые бандиты, которые шляются по улицам, тунеядствуют, сидят по кафе и распространяют всякое вранье. Избегай таких людей любой ценой. Понял?
Киваю. Лиза сверлит глазами тротуар.
— «Пираты эдельвейса» — это даже хуже, чем евреи. — Вольф придвигается ко мне. — Еврей не выбирал, быть ли евреем. Он таким родился. А «пират эдельвейса» — это немец, который ненавидит фюрера. Предатель, смутьян, который пишет на стенах, разбрасывает листовки и нападает на гитлерюгенд.
У меня в горле появляется комок. Вспоминаю про листовку, которую дала мне Лиза, когда мы только выходили на поиск. Такая же листовка дорого стоила герру Финкелю. Стоит Вольфу потребовать у нас вывернуть карманы, как он тут же увидит сложенную бумажку и арестует меня.
— Эти преступники сегодня утром выбили окна на заводе на дальнем конце города. Еще они подсыпают сахар в бензобаки. Хорошо хоть, машину потом легко починить. Но тут как, одна мелочь цепляется за другую. Такими темпами на улицах скоро воцарится анархия. — Вольф пришпиливает меня к земле своим ледяным взглядом. — Ты у нас хороший немец, а, Карл Фридман?
— Да, господин.
— Если увидишь такой знак, немедленно мне сообщи. — Он показывает мне цветок, ломает его пополам и роняет на дорогу. — Ты все понял?
Киваю.
— Хороший мальчик. — Вольф ерошит мне волосы. Подавляю желание отдернуться. — Все, свободны. Ведите себя прилично.
Мы с Лизой, не глядя друг на друга, тащим велик к повороту на Эшерштрассе.
— Да, еще кое-что! — кричит сзади Вольф. Останавливаемся. Оборачиваемся. — Передавайте привет фрау Шмидт, когда будете у нее в следующий раз.
Должно быть, изумление у нас на лицах доставляет ему искреннее удовольствие.
— Я знаю обо всем, что происходит в городе, — говорит инспектор. Потом лениво вздергивает руку, разворачивается на каблуках и уходит в другую сторону.
— Как думаешь, к чему он это сказал про фрау Шмидт? — спрашиваю.
До Эшерштрассе мы дошли молча, погруженные в свои мысли.
— Он свинья, — вздрагивает Лиза. — Ненавижу его.
Сложно ее винить. Я видел, как он обошелся с герром Финкелем, знаю, что он сделал с папой Лизы, поэтому тоже начинаю его ненавидеть.
— Он просто показал нам, что знает, где мы были, — объясняет Лиза. — Он думает, что знает все на свете, но не знает личности «Пиратов эдельвейса». А мы знаем.
— Ты имеешь в виду Стефана? — смотрю я на нее. — Думаешь, он один из них?
— У него же был цветок? И у его девушки я видела что-то подобное.
— Никому не говори. Никому.
— Не боись. Тайна твоего брата в надежных руках.
— И вообще, еще не факт, что он из «Пиратов». Может, просто носит цветок… в смысле… Ты веришь, что они преступники? Хуже евреев?
— Евреи — обычные люди, как мы с тобой. Не верь всему, что говорят в школе, — качает головой Лиза. — Вовремя я тебя встретила, Карл Фридман. Еще чуть-чуть, и ты был бы потерян навсегда.
Когда мы подходим к переулку около нашего дома, я оглядываюсь и изучаю улицу.
— Как думаешь, он за нами следил? Может, и сейчас следит?
— Не может он ходить за нами хвостиком. — Правда, Лиза тоже изучает улицу, а заодно и окна на предмет любопытных глаз. — Но что творилось на параде, он видел. По крайней мере с того момента, как ты ударил Эриха.
Образ этого громилы всплывает в памяти, а заодно и слова, обращенные к Лизе.
— Он правда знает, где ты живешь?
— Эрих-то? Да, только я его не боюсь. Обычный хулиган.
Боится она инспектора уголовной полиции Вольфа.
Впрочем, я тоже. Мне страшно представить, что он следит за нами. Появляется ощущение, что я торчу здесь, как голый, с листовкой в кармане. Представляю, как Вольф выбегает из-за угла и несется к нам, потому что забыл проверить наши карманы.
— Ладно, пошли внутрь, — говорю.
Надо спрятать листовку в укромное место.
Дед возится с машиной, когда мы входим в заднюю калитку.
— Выглядит паршиво. — Он идет к нам, вытирая руки ветошью.
Поначалу мне кажется, что он имеет в виду мой синяк. Прижимаю ладонь к щеке, но дед смотрит на велосипед.
— В таком виде на нем не покатаешься.
Он качает головой, изучая гнутое колесо. Потом поднимает глаза и меняется в лице.
— Что стряслось? — Дед берет меня за подбородок, поворачивая к себе подбитой щекой. — Подрался?
— Видели бы вы его соперника, герр Брандт, — говорит Лиза.
— Я не виноват. — Рассказываю все, что случилось, кроме подробностей про фрау Шмидт и «Пиратов эдельвейса». И про Вольфа молчу. По моей версии, мы просто сбежали.
— Ну, не самый плохой вариант. Бег — лучшее боевое искусство. А кулаками пусть машут те мальчишки, кто не может работать головой, — говорит дед.
— Ты же был боксером.
— Это спорт. В нем есть правила. Это не уличная драка. Ладно, тебе надо привести себя в порядок, а с учетом того, что Стефан ушел гулять с друзьями, а мама с бабушкой в гостях у фрау Дасслер, похоже, отмывать тебя предстоит мне.
— Я могу помочь, — предлагает Лиза.
— А вас, юная леди, ждут дома к обеду. Может, на сегодня приключений достаточно?
— А что с великом? Можно починить? — спрашиваю.
Дед смотрит на гнутое колесо и тяжко вздыхает:
— Боюсь, едва ли. Колесо надо менять, а где его сейчас найдешь?
— В подвале есть, я видел во время налета.
Дед что-то прикидывает в голове.
— Слушай, а ведь ты прав. Там должен быть велосипед целиком. Я катался на нем в твоем возрасте. Достанем, но сперва отмоем тебя.
— Хорошо, только сделаю одно дело. — Прохожу мимо деда.
— Какое такое дело? — спрашивает он.