Я расхохотался. Мы убили много вражеских предводителей, но остались Сигурд и Этельволд, и у них достаточно сил, чтобы раздавить нас и разгромить армию Эдуарда, а потом усадить Этельволда на трон Альфреда.
– Помнишь, что сказал Беорннот? – спросил я у Финана.
– А я должен помнить?
– Он хотел знать, чем закончится история, – сказал я. – Я бы тоже хотел знать.
– Наша закончится здесь, – сказал Финан и перекрестился рукоятью меча.
Датчане снова пошли в наступление.
Они наступали медленно. Никто не хочет умирать, когда победа уже в руках. Людям хочется посмаковать эту победу, поделить богатство, которое приносит победа. Поэтому датчане никуда не торопились и шли вперед, плотно сомкнув щиты.
Кто-то в наших рядах запел. Песня была христианской, наверное, псалом, и многие подхватили ее. Она напомнила мне о моем старшем сыне, и я подумал, что был ему плохим отцом. Интересно, спросил я себя, а будет ли он гордиться моей смертью?
Датчане стучали клинками и наконечниками копий по щитам. Многие щиты были расщеплены ударами топоров, на одежде и лицах запеклась кровь, кровь их врагов. Я очень устал и то и дело поглядывал на тучи. Плохое место для смерти, думал я. Но мы не выбираем свою смерть. Этим занимаются норны под сенью Иггдрасиля. Я представил, как одна из трех богинь судьбы держит ножницы над моею нитью и готова перерезать ее. Поэтому сейчас для меня самое главное – крепко держать в руке меч, чтобы валькирии на крылатых конях отнесли меня в пиршественные залы Вальхаллы.
Я видел, что датчане орут на нас. Я не слышал их не потому, что был глух, а потому, что мир вокруг меня вдруг снова стал на удивление тихим. Из тумана вылетела цапля и пролетела над головой. Вот хлопанье ее крыльев я услышал, правда, звук доносился будто издали, а вот оскорбления врагов не достигали моих ушей. Поставить ноги на ширине плеч, перекрыть щиты, внимательно наблюдать за противником, быть готовым к контрудару. Я только сейчас заметил, что у меня болит правое бедро. Разве меня ранили? Я не решался проверить, так как датчане были близко, и я следил за наконечниками двух копий, зная, что они ударят в правую сторону моего щита, чтобы вынудить меня открыться для удара Сигурда. Я встретился взглядом с Сигурдом, и мы пристально смотрели друг на друга, а потом сверху полетели копья.
Они летели десятками из задних рядов противника, тяжелые, они дугой взлетали над передними шеренгами и вонзались в наши щиты. В таких ситуациях тем, кто стоит в передних рядах, приходится пригибаться и прикрываться щитами, и именно этот момент датчане выбрали для атаки.
– Всем выпрямиться! – закричал я, поудобнее перехватывая щит, который отяжелел от двух вонзившихся в него копий.
Мои люди кричали, охваченные яростью. Датчане с боевым кличем врезались в нас и принялись замахиваться топорами. Мы поддались под бешеным натиском, но удар выдержали. Началось противостояние двух сил. Нас было всего три шеренги, а у датчан – целых шесть, и они теснили нас. Я пытался колоть врагов «Жалом осы», но лезвие все время наталкивалось на щиты. Сигурд тоже пытался достать меня, он все время что-то орал, но сцепившиеся в схватке воины вынудили его отступить. Какой-то датчанин с открытым ртом и запачканной кровью бородой вонзил топор в щит Финана. Я хотел рубануть его «Жалом осы» по лицу, но мне помешал топор другого датчанина. Несмотря на все наши усилия, мы отступали, и датчане были так близко, что мы ощущали запах эля, которым разило от них. И тут началась новая атака.
Она начала слева от нас, с юга. По римской дороге неслись всадники с нацеленными копьями. Над ними развевалось знамя с драконом. Эти всадники появились из тумана, они оглашали окрестности боевым кличем и метали копья в задние ряды противника, в тыл врага.
– Уэссекс! – кричали они – Эдуард и Уэссекс!
Плотные ряды датчан дрогнули и прогнулись под натиском. Следующая шеренга всадников была вооружена мечами, которыми они тут же разили врага. Датчане видели, что вслед за первой и второй шеренгой всадников из утреннего тумана появляются следующие. Воины были в сияющих кольчугах, над ними реяли знамена с крестами, святыми и драконами. Датчане не выдержали и побежали обратно, под защиту противоположного от нас склона канавы.
– Вперед! – закричал я, почувствовав, что натиск датчан ослаб.
Я кричал своим людям, чтобы они гнали врага, убивали ублюдков, и мы все кричали так, будто нас выпустили на волю из долины смерти. Сигурд куда-то исчез. Я все же проткнул «Жалом осы» того самого датчанина с окровавленной бородой, и он рухнул нам под ноги. Датчане, пешие и верховые, уже бежали не разбирая дороги, бросая мечи и копья. Я увидел Стипу, огромного и злого, он рычал на врагов и орудовал мечом, как мясницким топором. Его жеребец кусался и лягался, вертелся во все стороны и бил копытом. Я знал, что отряд Стипы невелик, всего четыреста или пятьсот человек. Да, его неожиданная атака вогнала датчан в панику, но они скоро оправятся и снова пойдут в наступление.
– Назад! – проревел мне Стипа, указывая красным от крови мечом на юг. – Возвращайся!
– Подобрать раненых! – приказал я своим людям.
Всадники все прибывали. Их шлемы ярко блестели в сером свете дня, наконечники копий казались предвестниками смерти. Они яростно секли мечами убегающих датчан.
Мои люди понесли раненых на юг, подальше от противника, а перед нами остались лежать тела убитых и умирающих. Пока Стипа перегруппировал свой отряд, я увидел всадника, который пришпорил своего жеребца и поскакал вдоль нашей линии, низко пригибаясь к шее животного. Я узнал его, отбросил в сторону «Жало осы» и подобрал чье-то копье. Оно был тяжелым, но я все равно мощным толчком пустил его вперед. Лошадь упала, сбитая копьем, а всадник с испуганным воплем повалился на мокрую траву. Лошадь забила ногами, пытаясь встать, но тут обнаружилось, что нога всадника запуталась в стремени. Я выхватил «Вздох змея», подбежал к нему и перерезал кожаный ремень.
– Эдуард – король, – сказал я ему.
– Помоги мне! – Его лошадью занялся один из моих людей, а сам он попытался встать, но я пнул его. – Помоги мне, Утред, – сказал он.
– Я помогал тебе всю твою жизнь, – сказал я, – всю твою жалкую жизнь, и сейчас король – Эдуард.
– Нет, – воскликнул он, – нет!
Его пугала не мысль о царствовании его кузена, а мой меч. Меня буквально трясло от гнева, когда я проткнул его «Вздохом змея». Я проткнул ему грудь, и лезвие, легко пройдя через кольчугу, проломило грудину и ребра и вонзилось в поганое сердце. Он тихо вскрикнул, а я сильнее надавил на меч, и его крик превратился в выдох. Я наблюдал, как жизнь вытекает из него в землю Восточной Англии, и только после этого выдернул меч.
Итак, Этельволд был мертв. Финан, который подобрал «Жало осы», тронул меня за руку.
– Вперед, лорд, вперед! – позвал он.
Датчане кричали, а мы побежали вперед, защищенные нашими всадниками. Вскоре из тумана появились новые верховые, и я понял, что подошла армия Эдуарда, однако ни он, ни оставшиеся без предводителя датчане не хотели продолжать сражение. Теперь датчан защищала канава, они уже успели выстроить стену из щитов, однако они отказались от своего намерения идти на Лунден.