Сегодня Мари не узнавала саму себя. Уже то, что она отправилась на обед с Дино, было чем-то из ряда вон… Так она еще вздумала с ним откровенничать!
– Все еще любишь своего ангелочка?
– Кого?
– Я не помню, как звали того парня. Он в хоре пел. Хотел монахом стать.
– Если ты о Николасе…
– Точно! Такое имя было у него. Николас. Но ты его Колей звала.
– Откуда ты знаешь?
– Я как-то вас засек… Вы в гроте сидели, разговаривали. Я тогда не понял, что между вами что-то есть. Парень же в монахи готовился. А когда узнал, что ты устроила возле ворот «Черного креста», меня осенило…
– Не было ничего, кроме симпатии, – соврала Мари.
Дино не поверил, бросил «не ври», а потом обернулся к официанту.
– Скоро там? – крикнул.
– Сейчас узнаю.
– Говорил, надо к нам идти, там дичь такая – пальчики оближешь… – Это уже Марианне.
– Бабка твоя меня не любит.
– Она никого не любит, – гоготнул Дино. – В том числе меня. И не скрывает этого. Я за это уважаю ее. Жалко будет, когда помрет.
– А других родных нет?
– Не-а.
– Даже родителей?
– До матери мне дела нет, а на отцовской могиле еще и спляшу.
К столику подбежал официант. Принес напитки, лепешки и приборы. Сообщил, что салаты и колбаса будут через пять минут, супы следом, а дичь и картошку придется подождать около получаса.
Дино схватил лепешку одной ручищей, стакан другой и начал есть. Откусывал, делал глоток, откусывал, делал глоток… Кажется, даже не жевал. Смолотил лепешку за считаные секунды и принялся за вторую. Его аппетит был заразен, поэтому Марианна взяла лепешку и себе.
– А как твои родители поживают? – спросил Дино. – Почему не приехали?
– Их нет в живых.
– Умерли? Но они ж нестарые были… Катастрофа или?..
– Или… Их убили.
Другой бы выразил соболезнования, а Дино полюбопытствовал:
– Кто и за что?
– Не хочу об этом говорить.
– Как хочешь, – пожал он плечами и принялся за лепешку. А Марианна свою отложила. Аппетит пропал. Как происходило всегда, когда она вспоминала о смерти родителей…
А виновата в их гибели была именно она!
Прошлое
Погруженная в свои невеселые думы, Мари возвращалась из института домой.
Грустила она вот уже который день. И поводов для печалей было несколько. Первый, в семье царил разлад. Отец изменял матери не в наглую, но скрывая адюльтер столь небрежно, что измены легко можно было обнаружить. Однако мать делала вид, что ничего не замечает, чтобы не разрушить семью. Сама она официального, так сказать, любовника не имела, но симпатичный парень, что был ее массажистом, не имел ни дипломов, ни квалификации.
Второй повод – у Мари не ладилась личная жизнь. Парень, с которым она начала встречаться, был замечен за употреблением легких наркотиков. Марианна тут же дала ему отставку. Еще ей партнера с зависимостями не хватало!
Третий повод впадать в уныние – ей категорически не нравился факультет, на котором она второй год училась. Экономика! Да Мари от цифр тошнило. Лучше бы на искусствоведческий поступила, как хотела мама. Но отец велел забыть даже думать о подобных несерьезных специальностях. Считал, что нужно получить НОРМАЛЬНУЮ профессию. И Мари послушала его. Хотя она, дай ей родители право самой выбирать свой путь, пошла бы работать. А в институт поступила бы, когда выяснила для себя, кем же ей хочется стать.
С учебы домой Мари возвращалась на метро. Они жили с матерью в Москве, а отец за городом. Когда Марианна приезжала в загородный дом, то часто находила там вещи его любовницы. То заколку, то перчатки, то лифчик. Наверняка она не забывала их, а оставляла намеренно. Надеялась, что на компрометирующие предметы наткнется супруга ее несвободного возлюбленного. Но натыкалась дочь. И выкидывала. Если бы Марианна верила в колдунов, она пошла бы с одним из предметов, с лифчиком скорее всего, к какому-нибудь черному магу и навела бы на любовницу отца порчу. Но она оставалась материалисткой… поэтому отправляла находки в мусорный бак.
Мари подходила к станции метро. Оставалось преодолеть пешеходный переход, и вот она – подземка. Поскольку она была погружена в думы, то двигалась по инерции. Ноги сами вели знакомым путем. Но когда Мари ступила на «зебру», зеленый свет сменился желтым, и один из водителей, самый нетерпеливый, ударил по газам. Машина рванула с места. Рев мотора вывел девушку из задумчивости, она метнулась на тротуар, но зацепилась каблуком за бордюр и начала падать. Так бы и грохнулась, если бы ее кто-то не подхватил…
Несмотря на то что все произошло очень быстро, Марианна успела испугаться. Сердце колотилось как бешеное, когда она валилась на припорошенный первым снегом асфальт…
Но эти руки, что подхватили ее… Они мгновенно принесли успокоение.
Ей стало уютно и тепло, тогда как всю дорогу от института она мерзла – резко похолодало, а Мари вышла из дома в коротком пальтишке.
Марианна последний раз такое испытывала, когда ее, чуть не окочурившуюся в Балканских горах, отпоили горячим чаем с коньяком и закутали в термоодеяло.
Вновь прочно встав на ноги, Мари обернулась, чтобы поблагодарить того, кто не дал ей грохнуться. Спасителем оказался мужчина средних лет. Невысокий, худой, но широкоплечий, с черными волосами, чуть посеребренными у висков, и абсолютно седой бородкой.
– Спасибо вам, – с чувством проговорила Мари.
– Не за что, – улыбнулся он. Двух передних зубов не хватало, и мужчина старался широко рот не открывать. – Но будьте внимательнее в следующий раз.
– Буду…
У него были знакомые глаза. Огромные, влажные, с длиннющими прямыми ресницами. Марианна не могла вспомнить, где она раньше видела такие.
– Мы не встречались прежде? – спросил мужчина.
Марианна пожала плечами. А он бросил фразу, которую хотела выдать она:
– Мне ваши глаза знакомыми кажутся…
Загорелся зеленый. Они двинулись по переходу. Оба молчали. Думали.
– А давайте я вас за спасение своей жизни отблагодарю? – выпалила вдруг Мари.
– Я спас всего лишь ваш имидж. Если б вы упали, то испачкались бы… – Он складно говорил. И голос имел приятный. Но было видно, что крепко выпивает. Мари решила, что мужчина актер, театральный. Было время, когда мама таскала ее на все премьеры, и, возможно, она видела его в одном из спектаклей.
– Могу я вас чем-то угостить? – продолжала настаивать Марианна. – Чаем, кофе, обедом? Пивом, вином?
– Я бы выпил коньяку.