Почти полчаса ушло на то, чтобы одеть Мириам и уничтожить все следы, своего пребывания в квартире. Мужчина чуть приоткрыл дверь, желая убедиться, что в коридоре никого нет, взвалил бесчувственную Мириам на плечо, отнес вниз и усадил в машину. В этот поздний час на улицах никого не было, и к тому же начинался дождь. Он добрался до Джунипер-Хилл-парка и, убедившись, что поблизости нет ни души, вытащил Мириам из машины и осторожно уложил на скамейку. Конечно, подло бросать ее здесь, но выхода нет. На карту поставлено его будущее.
Немного поразмыслив, мужчина отыскал телефон-автомат и набрал «911».
Когда Оливер вернулся домой, Джан еще не спала.
– Господи, уже далеко за полночь! – выдохнула она. – Где тебя…
– Прости, дорогая. Все эти бесконечно длинные скучные обсуждения бюджета… У каждого, как водится, свое мнение, и никто не желает уступать.
– Ты ужасно бледен, – встревожилась Джан. – Должно быть, окончательно вымотан.
– Немного устал, – признался Оливер.
– Пойдем спать? – зазывно улыбнулась Джан. Но муж поцеловал ее в лоб и покачал головой.
– Мне в самом деле не мешает отдохнуть, дорогая. Я с ног валюсь.
* * *
Назавтра на первой странице «Стейт джорнэл» появилось сообщение:
«СЕКРЕТАРЬ ГУБЕРНАТОРА НАЙДЕНА В ПАРКЕ БЕЗ СОЗНАНИЯ
В два часа патрульные обнаружили в парке Мириам Фридленд, секретаря губернатора Рассела, лежавшую на скамье в глубоком обмороке, и немедленно вызвали «скорую помощь». Девушку отвезли в Мемориальную больницу, но, по словам врачей, состояние больной остается критическим».
Не успел Оливер дочитать до конца, как в кабинет ворвался Питер с газетой в руках:
– Ты уже видел это?
– Да. Какой ужас! Телефоны просто разрываются – репортерам не терпится узнать подробности.
– Что, по-твоему, случилось? – осторожно поинтересовался Тейгер.
– Понятия не имею. Я уже звонил в госпиталь. Мириам в коме. Врачи пытаются понять, в чем причина. Пообещали дать мне знать, как только обнаружат что-то.
– Надеюсь, она поправится, – буркнул Питер, с подозрением поглядывая на Оливера.
Лесли Чеймберс в это утро было не до газет. Она была занята приобретением очередной телестудии, на этот раз в Бразилии.
Только на следующий день Оливеру позвонили из больницы.
– Губернатор, мы только сейчас получили результаты анализов. В желудке обнаружено вещество под названием метилендиоксиметамфетамин, в просторечии известное как «экстази». Мисс Фридленд приняла его в жидком виде, что куда опаснее.
– Как ее состояние?
– По-прежнему крайне тяжелое. Она в коме, и трудно сказать, то ли очнется, то ли… следует ожидать самого худшего.
– Пожалуйста, держите меня в курсе. Я очень беспокоюсь за нее.
– Разумеется, губернатор. Если что-то изменится, вы первый узнаете.
В самый разгар совещания зажужжало переговорное устройство.
– Простите, губернатор, – сообщила секретарь, – но вам звонят.
– Я же просил ни с кем не соединять, Хизер.
– Сенатор Дэвис на третьей линии.
– Вот как! Джентльмены, давайте ненадолго прервемся. Прошу меня простить, но дело неотложное.
Дождавшись, пока все выйдут, Оливер поплотнее прикрыл дверь и поднял трубку.
– Тодд?
– Оливер, что это за история насчет секретарши, наркотиков и тому подобного?
– Представляете, Тодд, она… все это крайне неприятно…
– Насколько именно? – рявкнул сенатор.
– О чем вы?
– Ты и сам все прекрасно понимаешь!
– Тодд… как вы подумали… клянусь, я совершенно не в курсе, как все вышло…
– От души на это надеюсь, – мрачно буркнул сенатор. – Ты не представляешь, с какой быстротой разлетаются сплетни в Вашингтоне! Это просто большая деревня. Нельзя, чтобы твоего имени коснулась даже тень скандала! Мы готовимся сделать первый ход! И запомни, я буду крайне недоволен, если вздумаешь наделать глупостей!
– Даю слово, я тут ни при чем!
– Возможно, возможно! И смотри, чтобы впредь все было тихо!
– Конечно, Тодд, конечно! Я…
Но сенатор уже бросил трубку.
Оливер долго не двигался с места, тупо глядя в стол. Тесть прав – давно пора стать благоразумнее! Оступиться сейчас – смерти подобно.
Взглянув на часы, он поспешно включил телевизор. На экране возникла улица с полуразрушенными домами, откуда наугад палили снайперы, но все заглушали треск пулеметов и артиллерийская канонада. Привлекательная женщина-репортер в армейском камуфляже и грубых солдатских ботинках говорила в микрофон:
– Новый договор должен вступить в силу сегодня в полночь, но даже если его условия и станут выполняться, ничто уже не возродит оживленных городов и мирных деревушек в этой раздираемой распрями стране, не вернет жизни тысячам невинных людей, ставших жертвами беспощадного царства террора.
Камера крупным планом показала прелестное личико Дейны Эванс. Репортер, с пылающими гневом глазами, продолжала страстно вещать:
– По подвалам и погребам прячутся уцелевшие, голодные и измученные люди, желающие лишь одного – мира. Но наступит ли он когда-нибудь? Время покажет. Дейна Эванс из Сараево, для «Вашингтон трибюн энтерпрайзис».
На экране пошел рекламный ролик.
Дейна Эванс была собственным корреспондентом огромной вещательной корпорации «Вашингтон трибюн энтерпрайзис бродкастинг систем». В каждом выпуске новостей обязательно был ее репортаж, и Оливер старался по возможности не пропускать его, искренне считая Дейну настоящей профессионалкой и одной из лучших тележурналисток.
«Потрясающая женщина, – в который раз подумал он. – Какого дьявола такая красавица суется в самое пекло?»
Будь Дейна Эванс сиротой, она вполне могла бы считаться дочерью полка. Типичное армейское дитя. Отец-полковник был инструктором по новейшим видам вооружения, и потому командование постоянно перебрасывало его с одной базы на другую. За одиннадцать лет жизни Дейна успела побывать в пяти американских городах и четырех странах. Из Эбердин-Прувин-Граунд в Мэриленде семья перекочевала в Форт-Беннингс, штат Джорджия, а оттуда в Форт-Худ, Техас, и ФортМонмут, Нью-Джерси. Девочка посещала школы для детей офицеров в Кэмп-Зама (Япония), Чимзее (Германия), Кэмп-Дерби (Италия) и Форт-Буханан (Пуэрто-Рико).
Дейна была единственным ребенком и, куда бы ни забросила ее судьба, быстро заводила друзей среди солдат и семей военных. Она была бойкой, жизнерадостной, не по годам развитой девочкой, но мать постоянно тревожило, что у дочери нет нормального детства.