Душа-потемки | Страница: 67

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Что-то мы бродим-колобродим, – констатировал Елистратов. – Мне кажется, мы тут уже проходили.

– С чего ты решил? – спросил Гущин.

– Кладка кирпичная.

– Ну и там тоже кирпичная.

– Рисунок… я уже его видел.

Катя посмотрела вверх, светя фонарем, – кирпичный свод тоннеля. Как можно тут что-то различить, кладка, она везде одинаковая.

Неожиданно в нос ударила резкая вонь.

– Осторожно, – Гущин, шествующий во главе их маленького отряда, предупреждающе поднял руку. – Вот она, матушка, канализация… то есть труба, коллектор… где-то тут он у меня, голубчик, на плане… Вот он где… слушайте, – он огляделся, – а мы здорово в сторону уклонились. Сюда еще сотня метров, и над нами Люсиновская улица, а нам туда не надо. Ну-ка правее, вот в этот туннель.

Шли по туннелю, под ногами что-то скользило, Кате не хотелось думать, что это такое.

Казалось, туннель никогда не кончится. Ведь всего площадь и два светофора – там, наверху! Отчего же мы столько блуждаем?

– Полтора часа, как спустились, – заметил Елистратов. – Что-то не нравится мне все это. Так вслепую мы тут всю ночь проведем. Не лучше ли вернуться?

Гущин смотрел на свою кальку.

– Слушай, где мы вообще?

Гущин молча свернул кальку, сунул в карман и зашагал в темноту, светя фонарем.

«Под ногами сухо, – отметила Катя, – и снова, кажется, асфальт. И что там с кирпичной кладкой на потолке? Свети не свети фонарем, смотри не смотри… Интересно, а та вторая группа, которая готова спуститься из Партийного переулка? Не пора ли подать им сигнал SOS?»

Словно подслушав ее мысли, Елистратов достал сотовый и начал звонить, но…

– Сигнала нет, вот черт, тут ведь кругом бетон, как в бункере мы подземном.

Неожиданно туннель расширился и…

– Дорога, – обрадовался Гущин. – И опять в две полосы, и для грузовиков достаточно места. Но это другая дорога, и на плане ее нет. Ну-ка, посмотрим направление, – он сверился с компасом. – Север – юг, что же получается, запасной вариант?

– Тут туннель начинается! – крикнул из темноты один из оперативников. – И лестница железная наверх.

Они все двинулись на голос. Туннель – неширокий, но и не узкий, с бетонными стенами и полом – выглядел тупиком, если бы не одна деталь – ржавые ступени и ржавые перила металлической винтовой лестницы.

– Конечно, может быть все, что угодно, вплоть до уличного колодца, – заметил Елистратов. – Но там обычно просто скобы набиты, а тут лестница винтовая и дорога – подземное шоссе.

Он первый начал подниматься.

– Вроде как выдержит, только давайте осторожно, по одному. Но сначала я проверю, что там.

Они ждали внизу, когда он вскарабкается.

– Давайте поднимайтесь! – крикнул Елистратов сверху, но голос его звучал глухо, словно с небес. – Тут выход, дверь!

Катя, стараясь не ободрать ладони о ржавое железо, цепко ухватилась за перила.

– Лезешь? – спросил Гущин, он задыхался от крутого подъема.

– Лезу, Федор Матвеевич.

Винтовая лестница делала виток за витком. И вот, кажется, последняя площадка и…

Катя, Гущин, а следом за ним оперативники вышли через проем узкой железной, настежь открытой Елистратовым двери.

– Где мы? – спросил Гущин.

– В каком-то подвале.

Низкий потолок, трубы отопления, вентили, проводка.

– Тут дверь, выход, но он заперт, – сказал Елистратов. – Ну-ка, пойдемте.

Шли по подвалу вдоль труб, пригибаясь, фонари выключили, потому что под низким потолком горели лампочки, забранные сеткой.

Неожиданно сбоку возникла ниша. Там был навален какой-то хлам – ржавые батареи, мешки с известкой – кажется, не пройти через эту баррикаду, но зоркий Гущин заметил…

– Погодите, погодите, там проход, – он начал протискиваться между мешками и батареями, толкнул рукой стену и…

Дверь скрипнула – на этот раз не железная, а деревянная.

Они вышли и очутились на лестничной площадке – прямо по курсу выкрашенная зеленой краской труба мусоропровода. Дверь располагалась за этой трубой. На площадке – старый велосипед и две детских коляски. Шахта лифта, забранная сеткой.

Катя огляделась и внезапно поняла, что уже видела и эти стены, и этот лифт, и те вон ящики почтовые.

– Ну вот, что и требовалось доказать, – Гущин, тоже узнавший место, повел рукой. – Вот как этот черт… этот маршал-донжуан сюда приходил инкогнито, – он сделал ударение на предпоследнем слоге. – «Генеральский» дом, дери его за ногу… А дверка-то, – он обернулся, – тут ведь все оштукатурено было, а штукатурку кто-то содрал, причем совсем недавно.

Катя прислонилась к трубе мусоропровода. Подземный ход из спецзоны в этот дом… и они только что нашли его, но… не может быть такого, чтоб об этой двери, о подвале и спуске по винтовой лестнице никто из жильцов не знал, это ведь строили всё вместе тогда…

И снова Елистратов, точно угадав ее мысли, обернулся к своим подчиненным.

– Так, вы тут на площадке, а мы поднимемся наверх. Федя, на каком этаже та старуха живет, Искра, напомни мне?

– На пятом, – ответил Гущин.

Пошли к лифту. Начали смотреть нумерацию квартир на почтовых ящиках, и оказалось…

– Это не здесь, это в другом подъезде, – сказал Гущин.

Вышли на улицу во двор, уже полный вечерних теней. И снова Катя огляделась: вон тот подъезд, в котором живет Сорокина, а этот… возле этого тогда стояла машина Марка. И сам он вышел отсюда, именно отсюда…

– Не воняет от нас? – в лифте Елистратов потянул носом. – Да вроде нет. А то сразу смекнет старуха, откуда мы.

Поднялись на пятый этаж, позвонили в дверь.

– Кто там?

– Искра Тимофеевна, откройте, пожалуйста, милиция.

Старуха Сорокина открыла дверь на цепочке.

– Опять вы? Ко мне?

– Один срочный вопрос возник, – Елистратов старался говорить своим обычным тоном. – Специально вот приехали с вами посоветоваться.

– Ну что же, проходите, я, правда, уже прилегла.

Они вошли. Искра Тимофеевна Сорокина встретила их снова в ситцевом халатике – на этот раз в другом, розовеньком, пестреньком, удивительно шедшем к ее седой шевелюре.

– Ой, откуда ж вы такие? – она всплеснула руками.

– Операция в районе, задержание особо опасного преступника, – соврал Гущин басом. – Просим прощения за вид. Но, правда, дело срочное.

– Да пожалуйста, пожалуйста, только вот я подумала по старой своей лагерной привычке… Время-то позднее, одиннадцать. Раньше как раз по ночам приходили забирать, арестовывать… и с обыском тоже…