Захар — с застывшими глазами и выверну­той шеей — исчез.

Сестры встретили Алину возле института и в один голос спросили: - Не нашли?

Девушка покачала головой.

Первой парой стояло «Естествознание». Алина вошла в огромную аудиторию, прибли­зилась к своему столу и увидела на нем белый конверт.

Она открыла его, вынула свернутый попо­лам листок с текстом, размашисто написан­ным красной ручкой:

Здравствуй, Алина!

Ни одно доброе дело не остается безнаказан­ным... воистину. Одиннадцать лет я знал, что этот день когда-нибудь наступит. И он насту­пил. Больше я не могу защищать тебя, оставаясь в тени, потому что враг показал тебе свое лицо. Нам нужно увидеться. Александровский сад. Лю­бое время. Я буду ждать тебя. Не бойся.

Навсегда твой А.

—Что это у тебя? — поинтересовалась Та­ня, выхватывая листок.

- Отдай! — резче, чем хотела, произнесла

Алина.

Подруга без интереса повертела в руках листок и обиженно вернула, проворчав:

— Вот чудачка, из-за чистого листа готова горло перегрызть.

Алина еще раз пробежала глазами письмо. Создавалось впечатление, что у некоего А. то и дело переставала писать ручка.

- Из-за чистого листка? -  переспросила

девушка.

Таня странно посмотрела на нее.

- А что, по-твоему, он грязный? — Она су­зила глаза и с усмешкой прибавила: -  Или, может, ты пишешь шпаргалки невидимыми чернилами?

Алина снова прочла записку и, пробормо­тав: «Прости, из-за последних событий, я сама не своя», бросилась к выходу из аудитории.

- Я понимаю! Все нормально! — крикнула вслед подруга, но девушка не остановилась. Получила в гардеробе пальто, а пока натягива­ла его, положила перед старушкой гардероб­щицей письмо и спросила:

— Видите?

— Что именно, дитя? — сдвигая на кончик носа очки, заинтересовалась старушка.

— Текст! Видите?

Та перевернула листок и пожала остреньки­ми плечиками.

- А он разве есть?

Желудок закрутило, как барабан в стираль­ной машине, голова сделалась такой тяжелой, что шея вдруг заболела.

Пока бежала по набережной Мойки, в моз­гу стучало: «Навсегда твой А. Навсегда твой А.

Навсегда твой А.»

В Александровский сад перед Адмиралтей­ством, золотой купол которого ярко сиял на солнце, девушка вошла с бешено колотящимся сердцем. Она несколько раз обошла вокруг ог­ромного фонтана, затем присела на белую ска­мейку. И тогда увидела Его. Он возник из ни­откуда, в точности такой же, как во сне, те же белые волосы, звериные голубые глаза, обрам­ленные выразительными черными ресница­ми, — высокий, статный и поразительно кра­сивый.

Юноша остановился перед ней, не доходя

двух шагов.

- Кто ты? — прошептала Алина, задыхаясь от мощного аромата леса, наполнившего лег­кие.

— Ты знаешь.

Она знала или когда-то думала, что знает, но то было давно. А потом семейный психолог назвал ее веру в особенного друга, который всегда рядом, чтобы защищать, «мечтами ма­ленькой одинокой девочки» и прописал таб-I летки.

Юноша сел рядом и, не глядя на нее, про­изнес:

- Нужно больше доверять себе, Алина.

В его устах ее имя прозвучало так удиви­тельно привычно, как будто он говорил его ты­сячи раз.

Она мельком посмотрела на собеседника, но, встретив его взгляд, опустила глаза и при­зналась:

— Ты мне снишься.

Наверно, за всю жизнь никто не улыбался ей так нежно.

— Я знаю.

После недолгой паузы Алина достала из кармана пальто смятый листок.

— Почему только я вижу письмо?

— Потому что оно написано кровью обо­ротня. И написано для тебя. — Он поднялся и протянул ей руку. — Идем!

Сколько раз во сне она видела эту ладонь...

Алина резко поднялась и без раздумий крепко стиснула протянутую ей руку. И в тот миг, когда их пальцы соприкоснулись, время повернуло вспять, отмотало одиннадцать лет — и замерло только для этих двоих. Они были посреди девственно белого леса — ма­ленькая девочка с пластмассовой короной, на­детой поверх шапки, и белый волчонок с голу­быми глазами...

Глава 5. Бог войны

- Как мне тебя называть? — спросила де­вушка, преодолевая один лестничный пролет за другим.

В темноте сверкнуло пламя голубых глаз.

— Знаешь, я бы и на Пушистика отзывался, но... — Юноша не договорил.

Они остановились на последнем этаже пе­ред чердачной дверью. Небольшую площадку тускло освещало маленькое, заклеенное газе­тами окошко.

— Почему Арес? — сама того не понимая, Алина перешла на шепот. -  Я читала, что в греческой мифологии Аресом звали бога вой­ны.

Ее спутник толкнул плечом дверь и жестом пригласил девушку войти.

- В нашем роду был один грек, он устано­вил традицию называть сыновей и дочерей именами греческих богов и богинь. Полагал, что это не только красиво, но и сыграет важ­ную роль в их судьбе. Моя мать назвала меня в честь бога войны — коварной и вероломной войны. Если бог — значит, победитель, навер­но, так она думала.

— Но как об этом узнала я? Мне ведь было всего лишь...

— Я тебе сказал. Внушил, если хочешь.

Щелкнул выключатель, и в комнате, разме­ром не больше пяти метров, с низким потол­ком и обшарпанными стенами, загорелся свет. В углу валялся матрас, застеленный чистой простыней, рядом лежала стопка еще не распа­кованных комплектов белья. Тут же три короб­ки с новой одеждой и две фляги с водой. Из уз­кого прямоугольного окна, расположенного почти под потолком, открывался вид на крыши.

- Ты тут живешь? -  не сумела скрыть изумления Алина, оглядывая скудное убран­ство.

— Иногда ночую. — Арес закрыл дверь на железный засов и немного смущенно предло­жил: — Можешь присесть на матрац, он чис­тый.

— Я лучше постою. — Она чувствовала себя неловко, а при одной мысли, что на этого са­мого парня надевала в детстве свои платья и примеряла кокетливые шляпки, ее вовсе бро­сало в жар.

- Ты расскажешь мне... — Девушка не зна­ла, что именно хочет услышать сперва, а что потом. В голове проносилось множество во­просов, но задать она их не решалась или про­сто не находила слов. Арес облокотился на стену и, отстраненно глядя в окно, сказал:

— Наверно, следует начать с того, что я не имел права привязываться к тебе. Я казню себя за это каждый день.