Евгения перестала всхлипывать.

— Миша, почему ты сейчас мне об этом го­воришь? Какое это имеет отношение...

— А такое, — оборвал муж. — Ты Захаркой толком не занималась и до усыновления Али­ны, для тебя всегда на первом месте бьиа карь­ера. А потом, когда в доме стало два ребенка, те крохи, которые доставались нашему сыну, ты разделила между ним и чужой девочкой! Чего теперь удивляться тому, каким вырос наш сын!

- А каким он вырос? — возвысила голос Евгения.

— Не очень-то счастливым, раз может про­пасть и не поставить нас в известность.

— С ним что-то случилось, он бы никогда... Михаил жестко оборвал ее:

- Хватит! С ролью родителей мы не спра­вились, прими это как данность... Лучше зай­мись фотографиями, своим настоящим дети­щем!

- Не смей так говорить! — закричала Евге­ния. — У твоего сына было все, о чем может мечтать любой мальчик! Не нужно винить ме­ня, что наш сын вырос не таким... посмотри на Алину, прежде чем говорить, какая я мать! По­чему она выросла умницей и...

- Может, потому, что не мы растили ее до семи лет?

Дальше Алина не стала слушать.

Все эти годы, страдая от невнимания при­емных родителей и от издевательств сводного брата, она твердила себе одно: в детском доме хуже. У нее было все для комфортной жизни: вкусная полезная еда, красивая одежда, много игрушек, необходимых вещей. А к одиночеству она быстро привыкла. Родители погибли, ни­что на свете не могло уже их вернуть, не имело смысла закатывать истерики, в отместку пор­тить жизнь окружающим, ненавидеть кого-то — маленькая Алина на удивление быстро и четко это поняла. Или поняла вовсе не она?

Девушка задумчиво улыбнулась, вспомнив белые лапы Ареса на мокром от дождя стекле, счастье и странное чувство освобождения, да­же после того, как белый волк ушел, оставив ее на долгих одиннадцать лет.

— Гришанин, почему опаздываем?! — во­рвался в Алинины воспоминания голос препо­давателя.

Она подняла голову от тетради и увидела, что между рядами к ней протискивается Юра.

Она, как и многие другие, удивленно смот­рела на парня, который, вместо того чтобы войти через центральный вход, зачем-то явил­ся через дверь с Южного крыла здания, где сейчас шел ремонт.

Парень опустился рядом, на губах его игра­ла нервная улыбка, лоб вспотел, руки дрожали.

— Что случи...

Юра кивнул ей на дверь и едва слышно произнес, немного заикаясь:

- И-иди, Арес там, ждет... п-просил пере­дать, возникли сложности.

Алина посмотрела на главный вход, где два­дцать минут назад оставила Ареса, и, ощутив, как сердце в страхе сжалось, спросила:

— Он не сказал какие?

— Нет-нет, —  затряс  головой  Юра, -п-просил т-только быстрее.

Девушка медленно сгребла учебник, тет­радку, ручки в сумку и поднялась. Продвигаясь к двери, она заметила, что парень идет за ней, но спросить о чем-то под строгим взглядом преподавателя не решилась.

Она вышла в белый от мела, абсолютно пустой коридор с закрытыми клеенкой окна­ми. Дверь аудитории закрылась. Алина улови­ла сладкий запах ладана, но, прежде чем успела что-то предпринять, позади оказался Юра. Она увидела в его руке шприц с длинной тон­кой иглой, которая в следующий же миг вошла девушке в шею. В глазах потемнело.

Глава 14. Любимая кукла

Алина бежала по белоснежной равнине, не чувствуя холода и задыхаясь от нестерпимо острого сладкого аромата смерти. Она посто­янно оглядывалась в поисках Ареса, но его ни­где не было.

Девушка споткнулась и упала, разодрав го­лые колени об острый снег. Пошла кровь, ис­точающая все тот же невыносимый запах ла­дана.

Алина почувствовала, что кожу на лице что-то щекочет, она с трудом приподняла тя­желые веки, попыталась дотянуться до щеки руками, но ей не удалось. На запястья были надеты холодные блестящие наручники, скре­пленные цепочками с железными кандалами на ногах. Сама девушка лежала рогаликом на охапке сена, разбросанного по каменному по­лу камеры размером не больше двух метров.

Алина с трудом села, подняться на ноги не было никакой возможности. Голова болела и кружилась, руки и туловище затекли.

В камере было холодно, через небольшое окошко с толстыми прутьями проникал туск­лый свет — лунный, как девушка догадыва­лась. Значит, без сознания она находилась по­рядка десяти часов. Если только сейчас все еще тот же день...

Алина восстановила хронологию событий:

Последняя пара, аудитория с двумя выхода­ми, странное поведение Юры, коридор, запах ладана, боль от укола и темнота...

- Эй, кто-нибудь! — крикнула девушка. Ее голос прозвучал сдавленно и жалко. Но, к ее изумлению, послышалось лязганье замка ог­ромной железной двери.

В камеру ввалился огромный человек, оде­тый в грязную тунику — самый настоящий бо­гатырь. В одной руке он держал горящую све­чу, в другой — связку ключей.

— Кто вы? - пропищала Алина, подаль­ше отодвигаясь от жутко воняющих ног здо­ровяка.

Тюремщик не ответил. Он нагнулся, вместе с ветром обдав девушку запахом нечистот, схватил за руки и громко, с хрипотцой сопя, принялся тыкать ключом в замочек от наруч­ников. Наконец Алинины руки были свобод­ны, и она растерла запястья. Но подумать о чем-то или спросить не успела. Здоровяк грубо схватил ее за плечо и рывком поставил на но­ги, затем потащил за собой.

Алина не успевала переставлять ноги в кан­далах, поэтому вскоре упала и поехала по ка­менному полу коленями, но кое-как подня­лась.

— Мне больно, — простонала девушка в попытке вырвать у монстра свое запястье. Он не обратил на нее внимание, только ускорил шаг.

После подъема по заплесневелым покатым ступенькам Алину втолкнули в полутемный большой зал. Кроме камина в самом дальнем углу, кресла внушительного размера перед ним и шахматного столика рядом, в помещении ничего не было.

Девушка увидела возле камина Юру — пре­дателя, и сильнее стиснула зубы. Все-таки ин­туиция ее не обманула. В тот день, когда па­рень с уверенностью сказал, будто рад, что Арес убил Захара, он уже играл на стороне Элиаса. Иначе откуда бы узнал?

- Проснулась, — раздался знакомый голос.

С кресла поднялся Элиас, облаченный в шелковый халат той же расцветки, что и его любимое черно-белое пальто. Он досадливо поставил фигурку пешки обратно на доску.

Здоровяк выпустил руку Алины и подтолк­нул девушку ногой к хозяину замка.

Элиас неприятно улыбнулся и протянул ей

белую руку.

— Как спалось, принцесса?