— Долго висела? — это вопрос к внуку.
— Ну часа два.
— А вы откуда знаете? — удивился Мурашов.
— Ну я говорю — минимум два часа. Я сюда пришел… — внук посмотрел на часы, — где-то после двенадцати. Пока увидел… — нижняя губа у него задрожала. — Я не мог понять, пытался снять… — он запутался в словах, — …вынуть бабушку… У меня не получилось. Я тогда стал вызывать «Скорую», а они приехали вот только сейчас…
— А в милицию вы звонили? — спросил Саша.
— В полицию, — поправил его Мураш.
— Нет, не звонил. Мне в «Скорой» сказали, что если она… все равно умерла, то они сами позвонят…
— А вы что, навестить бабушку всегда так поздно приходите? — спросил Мурашов.
— Да я не навестить… Я с ней живу.
— Живете… Ну что там? — Мурашов наклонился к Саше. Тот вынул ножницы, аккуратно разрезал сбоку петлю. Отдал ее следователю. Нежно повернул голову старушки вбок. Показал Мурашу след от петли.
— Смотри. Странгуляционная борозда. Выражена не очень заметно, но и петля скорее мягкая, чем жесткая, — Саша кинул внимательный взгляд на поясок. — Дай посмотреть — петля скользящая. Да еще и двойная, кажется?
Мурашов тоже посмотрел на петлю.
— Точно, двойная.
— Ну вот. Это тебе не проволока. Такие петли грубых следов не оставляют. Расположение борозды косовосходящее, переднее, типичное, что соответствует вообще-то версии, что старушка повесилась сама. Правда, вот валика от двойной петли я не вижу, но… старушка худенькая, легонькая… Божий одуванчик. Мог быть и не выражен этот валик. — Саша вынул термометр, посмотрел на часы, зафиксировал время, измерил, записал температуру. Оба они, он и Мураш, встали с корточек, отошли на шаг, еще раз посмотрели на повесившуюся. Лицо ее не было синим. И язык не был высунут, вопреки всем расхожим представлениям, что он обязательно высовывается при такой смерти. Она действительно была безобидна и как бы пушиста. Правильно Саша определил «божий одуванчик».
— Сколько ей было лет? — спросил следователь.
— Семьдесят пять.
— На вид выглядела моложе, — заметил Мураш.
Саша поднял старушке веки, осмотрел глаза.
— Кровоизлияния в конъюнктиву, — заметил как бы себе.
— Это что? — испугался Мураш.
— Нормально, так и должно быть. — Саша еще отметил слегка влажные на бедрах гамашки, окончательно захлопнул свой блокнот и снял перчатки.
— Ну, зови водилу, забирай. Или вызывай перевозку.
— А куда ее? — заволновался внук. Был он парень такой же аккуратный, светленький и будто воздушный. Такой же, как бабушка. Они, наверное, в молодости были на одно лицо.
— Вскрытие надо сделать, — пояснил Мурашов.
— Что вы! Она же верующая была! Она бы с ума сошла, если б узнала, что ей будут делать вскрытие.
— Верующая — а повесилась, — заметил Саша.
— Я вас отблагодарю, только не надо вскрытия! — Внук стал доставать из карманов деньги. Саша уже заметил протянутую руку Мурашова.
— Вова! — Попов легонько обнял Мураша за талию. — Сейчас нельзя. Вези. — Мурашов вопросительно и с неудовольствием повернул к Саше голову. Тот еле заметно в ответ покачал своей. — Надо вскрывать, — тихонько одними губами сказал он.
— Ну че ты? Ведь косовосходящая же борозда? — прохныкал Мураш.
— Если что пропустишь — оно потом все равно где-нибудь обязательно выплывет, — так же тихо сказал Саша.
— Вы что, мне взятку предлагаете? — громко и мрачно пробасил Мурашов в сторону внука, и тот испуганно отошел в сторонку. — Полагается вскрытие, значит, полагается.
— Насильственная смерть, — ласково пояснил ему Саша.
— Какая же насильственная?! — вспыхнул внук. — Ведь бабушка сама!
— Сама — это когда в постели, под одеялом, во сне. Или от болезни. А здесь — в петле. Какая разница, сама или не сама? Если бы петли не было, бабушка ведь еще бы жила?
— Жила, — печально повторил внук.
— Ну вот, — сказал Саша. — Поэтому смерть — насильственная. Бабушка случайно застрахована не была?
— Не была.
— Это хорошо. А то не выплатили бы страховку.
Мурашов сел писать протокол, попросил внука:
— Паспорт свой принесите.
— Прислать тебе водилу? — спросил собиравшийся подремать в машине Саша.
— Не надо, я уже позвонил в перевозку.
И уже от самой двери Саша услышал, что на вопрос Мурашова о том, где он учится или работает, внук ответил, что он является студентом юридического университета.
Наверное, не дорос еще до судебной медицины, подумал Саша, выходя на улицу. Или учат там черт знает как. Или парень — разгильдяй и двоечник, несмотря на весь его божески-одуванчиковый вид.
Саша спустился вниз и сел к водителю.
— Не спишь?
— Не сплю.
— А что делаешь?
— Да вот, в Интернете шарю, — водитель показал на мобильный телефон.
— Да… Модернизация и инновация. — Саша пожал плечами, взглянул на часы. Скоро пять. Интересно, что там показывает Хозяйка Медной горы на своем циферблате на столе у Вячеслава Дмитриевича? Саша не заметил, как сами закрылись у него глаза.
— Эй, сейчас поедем. Ты здесь останешься или пересядешь назад?
Саша, ни слова не говоря, вылез с переднего сиденья. И надо ж тебе, как только они поехали, сна опять как не бывало.
— Тебя в Бюро?
— Угу. — Следом за ними тащилась перевозка.
Уже во дворе Саша вспомнил, о чем хотел узнать весь вечер.
— Слушай, Вова, а ты нашел родных этого Сергеева А. Л.?
Мураш посмотрел на Сашу не то чтобы сконфуженно, а как-то с неохотой.
— Родных не нашел. Зато сам этот А. Л. появился сегодня вечером в своей квартире собственной персоной.
— Сергеев А. Л.?
— И не один появился, а с девушкой.
— У него что, удостоверение выкрали?
— Сам, говорит, отдал. Институтскому приятелю. Чтобы тот за него поработал. Папаша, видишь ли, у этого А. Л. строгий. Попросту говоря, самодур. Сынок вроде бы на втором курсе жениться решил, так папаша отрядил его на работу. Чтобы мальчик понял, как непросто семью содержать. Завтра привезу его к тебе утром на опознание. Пусть посмотрит на своего приятеля.
— Что и требовалось доказать, — констатировал Саша. — Хотя этому приятелю, по-видимому, не очень повезло. Пока А. Л. с девушкой развлекался, его кнопочками потыкали.
— Ему-то не повезло, ну а мне все-таки полегче, что это не высокопоставленного сынка замочили. Вот увидишь, как только выяснится, что это не Сергеев, прокуратура сразу к этому делу интерес потеряет.