– Возвысим сердца наши! – повторил он.
– Аминь! – ответствовали прихожане.
– Возвысим сердца наши! – гаркнул пастор.
– Аминь! – рявкнули Божьи избранники.
– Есть там кто-либо еще, Шерри-Ли? – спросил пастор Захария.
Прихожане снова завертели головой. Мне показалось, что женщины смотрят на Шерри-Ли с таким же неодобрением, как мужчины – на меня.
– Нет, мы последние. – Шерри-Ли покачала головой.
– Те, кто были первыми, станут последними, а последние – первыми, дитя мое, – заметил пастор с улыбкой. – Не правда ли? – Затем он положил обе руки на кафедру и то сжимал, то разжимал кулаки, оглядывая прихожан, словно нерешительный журналист, ведущий репортаж с места события и ожидающий тайного приказа начинать, полученного через наушники.
Гитарист воспользовался паузой и подтянул струну ре. Прихожане, уловив нерешительность пастыря, стали подбадривать его:
– Начинайте, пастор! Произнесите проповедь…
– Преподобный, воздайте Ему хвалу!
– Мы готовы, пастор Захария! – воскликнула Шерри-Ли и покосилась на меня, чтобы я тоже проявил активность.
– Приступайте, пастор! – крикнул я.
Преподобный закрыл глаза, и проповедь во славу Господа началась.
По мере того как духовное напряжение в зале росло, я насторожился. Казалось, что входная дверь вот-вот распахнется и ворвутся «Братья Блюз». Я оглянулся.
Но тут пастор повернулся и вскинул руки перед простым деревянным крестом, прибитым к стене.
– Благословен Грядущий во имя Господне! Благословенно грядущее царство отца нашего Давида! Осанна в вышних!
– Осанна! – воскликнули хором прихожане.
– Осанна в вышних! – произнес пастор, поворачиваясь лицом к пастве. – И ответил им Иисус: имейте веру в Бога. Истинно говорю вам, кто скажет горе этой: «поднимись и бросься в море», и не усомнится в сердце своем, но будет верить, что совершится то, что он говорит, – будет ему.
Я понемногу переставал следить за ходом проповеди. Я думал о своем. Преподобный расхаживал взад и вперед, цитировал Библию и укреплял в вере собравшихся.
Я кидал взгляды на Шерри-Ли, сидевшую рядом со мной. Ее лицо излучало радость, а сияющие глаза смотрели только на пастора.
Какой-то невидимый знак побудил пастора уступить кафедру мужчине средних лет, похоже истово верующему.
– Продолжайте, брат Воон!
– Он же сказал им: Я видел сатану как молнию с неба упавшего. Вот, Я дал вам власть наступать на змей и скорпионов и – над всею силою врага; и ничто не повредит вам.
Я пошевелил пальцами ног, когда брат Воон сел, уступив место на кафедре очередному прихожанину. Ноги у меня горели, тело как бы вибрировало в такт аккордам гитариста.
Стало до странности трудно дышать, на верхней губе выступил пот, когда к пастве обратилась прихожанка в ситцевом платье, с жесткими, как проволока, волосами до талии. У нее был тихий, но уверенный голос. Похоже, она знала, что в конце концов все будет хорошо.
Все новые прихожане поднимались на кафедру, возбуждение нарастало.
Неожиданно там оказалась Шерри-Ли. Она стиснула руки, и солнце осветило ее фигуру, просвечивавшую сквозь платье.
– Воскресши же рано в первый день недели, Он явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов. – Шерри-Ли смотрела прямо на меня. – Евангелие от Марка, глава шестнадцатая, стих девятый.
Мой выстрел наугад рикошетом угодил прямо в сердце Шерри-Ли, а меня задел в висок. Я старался изо всех сил сохранить невозмутимое выражение и послал ей одобрительный кивок.
– Если уверуешь сердцем, что Бог воскресил Его из мертвых, ты будешь спасен. – Шерри-Ли смотрела прямо на меня. – Каждый, кто бы ни призвал имя Господа, будет спасен. Как же им призвать Того, в Кого не уверовали? И как им уверовать в Того, о Ком не слышали? И как им услышать без проповедующего? И как им проповедовать, не будучи посланными? Как написано: как прекрасны ноги благовествующих благое.
Глаза всех присутствующих в церкви были прикованы к Шерри-Ли – особенно к силуэту ее длинных ног, просвечивающих сквозь тонкое платье.
– Аллилуйя! Аминь! – кричали прихожане, когда Шерри-Ли возвращалась на свое место.
Она села рядом со мной, сжала мне руку, а гитарист и два прихожанина с бубнами грянули «Восславим Господа».
Я тщетно листал сборник церковных песнопений. Найти там нужные слова – все равно что искать слова композиций группы «Металлика».
Поэтому я просто открывал и закрывал рот, когда это казалось мне уместным. Но пастора Захарию не удалось провести. Понаблюдав за мной некоторое время, он направился ко мне по проходу, медленно и размеренно ударяя по бубну в форме треугольника. При его приближении я замер, ожидая взбучки.
– Похоже, брат мой, ты не знаешь слов. Может, будешь просто отбивать ритм? – прошептал он, а потом повернулся и добавил свой голос к множеству голосов.
Я растянул губы в улыбке и ударил по треугольнику – раз, другой…
Потом пастор взгромоздил на кафедру какой-то деревянный ящик и возил его взад-вперед. Когда дошли до рефрена, сестра с грустным выражением лица и волосами, напоминавшими проволоку, впала в эйфорию и не заметила, что поет мимо нот.
К тому моменту, когда мы запели второй стих, она уже завывала. Пение прекратилось, но сестра этого не заметила. Голова у нее дергалась то вправо, то влево, тело извивалось и корчилось, как у удавленницы, которую только что вынули из петли. Она голосила в воскресной тишине, и слезы градом катились по ее румяным щекам. У нее изо рта вырывались гортанные звуки, какие-то недосказанные слова.
Шерри-Ли схватила меня за запястье, и я почувствовал, что она дрожит.
– На нее снизошла благодать! – прошептала она. – Она говорит на новом языке!
Преподобный склонился над своим ящичком, и, когда он обернулся, мне на секунду показалось, будто он держит над головой что-то типа ризы.
– И вот те знамения, которые будут сопровождать уверовавших: именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить на новых языках; будут брать змей; хотя бы и смертоносное что выпили, не повредит им; на больных будут возлагать руки, и они будут здоровы.
И вдруг я понял, что пастор Захария держит в руках метровую гремучую змею – блестящая чешуя у нее была цвета соломы с каким-то земляным оттенком.
– Господи Иисусе! – вскрикнул я.
– Восславим Его! Аминь! – вторили верующие.
Какой-то молодой человек в джинсах и белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, наклонился над ящиком и достал оттуда еще одну извивающуюся змею. Он водрузил ее себе на голову и стал водить по лицу блестящим хвостом.