И звонки ни к чему, слышишь! —
сказала
простуженным голосом Ленка
и зашлась в лающем кашле.
В голове лишь мелькнуло,
что у нее бронхит
и что она там
совсем-совсем одна.
– Все, прощай,
я ведь тоже человек!
Мне больно, понимаешь? —
не унималась она.
Быстро собравшись,
я по дороге зарулил в магазин
за апельсинами.
– Апельсины?
Возьмите вот эти… красные!
Не поверите, они в разрезе
малиной садовой пахнут!
Эти «корольки»
смертельно больного на ноги поставят! —
заверяла меня продавец.
Апельсины – это первое,
что пришло мне в голову.
Я был в растерянности,
потому что не знал,
что покупают в таких случаях!
Долго топтался около подъезда
так как у меня не было ключа
от наружной двери.
Наблюдал за тем,
как снег липнет к ботинкам,
как воробьи дербанят
подмерзший за ночь хлеб.
Наконец долгожданный топот
у двери
и поворот ключа.
Мальчишка выбежал из подъезда
с большой лохматой собакой
на поводке.
Правда, было непонятно
кто кого «гуляет»,
потому, что собака
волокла мальчика,
куда ей вздумается,
а тот катался на подошвах
ботинок по снегу
и весело гоготал.
Дверь мне открыла
Ленкина подруга:
– Вы с работы, да?
А Леночка спит,
может, что-нибудь передать? —
сказала тихо девушка.
– Здравствуйте,
я не с работы, вот, передайте! —
я протянул девушке пакет
с недоверием к самому себе,
не зная, что Ленка любит, а что нет.
И любит ли вообще цитрусовые?
Да какая разница,
главное,
что я приехал навестить ее! —
успокаивал я себя.
* * *
На неделе я заехал к Ленке,
чтобы проведать.
Она открывает дверь
и со словами: «Входи»
удаляется
внутрь светлых комнат.
Как будто и не удивлена?!
В этот раз я купил тебе цветы.
Ты молча принимаешь букетик,
ставя в литровую банку
на холодильник.
Теперь с «морозилки» свисают
пушистые «водоросли»
оформительских растений,
а чайные розы
выглядят без хрусталя вазы
как-то нелепо.
Когда ты повернулась ко мне спиной,
я разглядел твой позвоночник.
– Боже мой, твой позвоночный столб это…
– Это моя судьба такая же! —
обрываешь ты мои слова.
Я не помню как это случилось,
сказали, что шагнула под машину!
Давай уедем из Питера на море
подышать солью.
Здесь у меня такой жуткий ринит.
Такая течь из носа случается!
Я не чую ничего!
Все запахи этого мира
проходят мимо меня!
Голова от насморка болит! —
совсем по-детски куксишься ты.
* * *
Катрены
готовят для себя катаны.
Ты, будто в сумрачном полете:
На море едешь,
рвешься в Киев,
то просто в Питер прогуляться.
Ведь деться нужно от себя куда-то!
Занозы пальцев оставляешь там,
где больней всего,
где ближе к сути
при близости в семь миллиметров…
* * *
Ты чистишь яблоки
керамическим ножом.
Зеленые шкурки
расползаются змейками по столу,
некоторые убегают под стол
к тонким щиколоткам.
– Можно глянуть на это чудо
японской промыленности? —
полюбопытствовал я.
На мою ладонь лег клинок.
В моей руке
клинок из стали.
Он просит мое сердце
быть холодным,
неспособным r боли.
В моей руке клинок из стали,
но мысли путаться не перестали.
Он холодом меня своим питает.
Он точно знает,
чего хочу я!
А время продлевает
жизни бег.
Пусть мой пробег
немногим меньше лет!
Кто знает?
Быть может? он
с руки моей сорвется,
вонзится прямо в сердце мне!
Тревожно обжигая душу
огнем последним,
последним вздохом обернется
слово «ТЫ»…
Я инстинктивно сжал руку.
Мои брюки окропила кровь.
– Ой-ей! Да осторожней же ты!
Это же не просто китайский фарфор!
Это почти катана! —
пугаешься вида крови ты
и спешишь
к моей израненной руке с аптечкой.
* * *
Показываешь мне свое фото в платье
с выпускного вечера.
– Ты посмотри, какая я была,
красивой, что ли…
Гладенькая такая! —
устало-охрипшим голосом
с легким привкусом горечи
произносишь ты.