ты из НКВД.
— Ну, для агента НКВД было бы большой удачей встретиться с тем человеком в Дубровицах, — отводя глаза, ответил Максим.
— Нет, милый. Это было бы для него неудачей. Тот человек, он чекистов всех мастей за версту чует, как волк псину. Так что мы делаем?
— Мы? Идем в Дубровицы! Двадцать верст, говоришь? К утру дойдем!
— Только. Передохнем немного, ладно? Я за тебя так переволновалась, — она обвила его шею руками, прижалась тонким станом, зашептала:
— Любимый мой, единственный.
Максим застонал от нежности и желания. Они опустились в высокую траву, и она укрыла их теплым пушистым одеялом.
АВГУСТ 1945, Львов
Хижняк сидел в комнате для допросов. Она была отмыта уже от крови, но дух смерти, непонятной, непостижимой смерти, — все еще витал в воздухе. Заречный встал, открыл окно. Сквозь металлическую решетку повеяло утренней прохладой.
— Я ничего не понимаю! — повернулся он к Хижняку.
— Аналогично, — буркнул Егор.
— Еще раз по минутам расскажи, что было в камере?
— Да ничего особенного. Я вернулся после нашего разговора, Орлов дал мне понять, что Паленый передал на волю записку. И буквально минут десять спустя за Максимом пришел конвоир. Он-то что показывает?
— Да тоже ничего вразумительного. Кроме того, что покойный Серегин велел снять с Максима наручники. Другое дело, что люк из подвала котельной был открыт, не заперт, что противоречит правилам. Ключи эти хранятся на общем щитке, у дежурного. В принципе, Серегин мог сделать копию. Следов борьбы, побоев — ничего этого нет. Получается, Серегин сам выпустил Орлова на волю?
— Зачем?
— Вот и я хотел бы знать — зачем? — сверкнул глазами Заречный.
Хижняк этого взгляда не заметил, он думал о своем, уставившись в столешницу.
— Положим, Серегин был связан с бандой, но Паленый знает, что главный в нашей паре с Максимом — я. Так что логичнее было бы выкрасть меня.
— Вот именно! — проронил Заречный.
— Но зачем твой Серегин пулю-то в лоб пустил? По идее, должен был сбежать вместе с Орловым.
— А если это не самоубийство?
— То есть?
— Ну, владеет же Орлов приемами обездвижить, обезвредить человека… В принципе, мог отключить его. А если Серегин не был связан с бандой? И не знал, с кем имеет дело? Официально Орлов обычный ворюга, бандюган.
— Ты что хочешь сказать, Алексей Андреевич? — начал свирепеть Хижняк.
— А то. Ты в Орлове уверен?
— В Максиме? Да как в самом себе!
— Ты о нем все знаешь?
Хижняк вдруг замолчал, опустил глаза. Этот же вопрос задавали ему еще в Москве, перед поездкой сюда, во Львов. И оказалось, что не все знал он, Егор Хижняк, о своем товарище и подчиненном. Эта самоволка в Берлин. Ну и что? А сколько раз проверялась их дружба кровью, риском. Да и вообще, что знает о Чижике, этот Заречный?
— Вы вот что, товарищ подполковник, вы мне объясните, как Орлов мог самостоятельно отсюда выбраться? — от злости Егор перешел на официальный тон. — У него на руках плана здешних райских кущ не было! Он что, застрелил Серегина, вложил ему «тэтэшник» в руку, потом эдак слегонца нашел дорожку к люку вашему, почему-то незапертому, и вышел на волю? И все это в течение десяти-пятнадцати минут? И никто его не остановил, на пути не встретился? А патруль? Сами-то слышите, что говорите? Может, его, Максима, бандюганы сейчас каленым железом пытают, а мы тут лясы точим. И вообще, кто дал вам право не доверять группе, присланной из Москвы?
«Так Москва и дала!» — хотел было ответить Заречный, но промолчал. Не время еще.
— Ладно, это я так, — протянул он миролюбиво. — Просто голова кругом от загадок этих. Тем не менее, нужно решать, что делать дальше.
— А что планировали, то и делать! И побыстрее.
— Да, если банду не обезвредить, город будет поставлен под угрозу крупного теракта. Есть новые агентурные данные. Мы об этом забывать не должны, — кивнул Заречный. — Так что завтра утром отправляем вас в Винницу. Так Паленому и скажи.
— Так и скажу.
«Скорее бы надо, — с тоской подумал Егор. — А то замучают парня».
Хижняк был почти уверен, что Максим попал в руки немецких отморозков.
АВГУСТ 1945, Дубровицы
Боевой товарищ Егора, Максим Орлов, сидел на ступенях хаты с вывеской «Дубровицкий сельсовет». Над ним возвышался молодой мужчина с вальтером за поясным ремнем. Вьющиеся светлые волосы, прямой нос с россыпью бледных веснушек, острый, неприятный взгляд светло-серых глаз. Прямо-таки чистокровный ариец, если бы не веснушки. Но бабам такие нравятся, думал про себя Максим, стараясь скрасить ожидание всякими пустяшными мыслями. Солнце клонилось к вечеру.
Конечно, они с Верой — он старался привыкнуть к ее настоящему имени — потеряли счет времени. Тот самый случай, когда счастливые часов не наблюдают. Утомленные ласками, забывшие, где они и что им угрожает, они очнулись от блаженного полусна уже к утру, разбуженные звонким птичьим гомоном.
Путь к Дубровицам оказался долгим — шли они лесом, остерегаясь выходить на дорогу, по которой сновали машины.
Итак, в Дубровицы они пришли к вечеру, и Вера сразу ушла в сельсовет.
— Здравствуй, Курт! — начала она, войдя в кабинет председателя.
Тот стоял у окна приемной, из которого была видна дорога к селу.
— Какого черта ты здесь делаешь, Вера? — С ходу зашипел Домбровски. — И кто этот тип? Это место совершенно секретно! Это моя ставка, если хочешь! Кого ты привела сюда?
— Подожди, Курт, не сердись! Этот человек может оказаться очень нужен нам, нашему делу.
Торопясь, волнуясь, она стала рассказывать. Курт ходил по кабинету, заложив руки за спину, посматривая на соратницу и наложницу. Влюбилась, что ли?
— И ты вытащила его из тюрьмы? Ты с ума сошла?
— Ты должен гордиться мной! Я вышла на людей из группы Казимира, они знают о схроне группы. Ты же сам говорил, там ценности на крупную, очень крупную сумму. Неужели нам не нужны средства?
— Но кто сказал, что он не врет тебе, этот молокосос?
— Поговори с ним.
— И он будет знать меня в лицо? Мне удавалось так долго и успешно осуществлять свою деятельность потому, что никто не знает, кто я и где я. Я сижу в этой вонючей деревне, среди грязных чумичек и пьяных стариков во имя моей, твоей безопасности, безопасности наших людей. И ты приводишь сюда чужака!
— Но он не чужак! Он просто из другой группы! Ты не имеешь права пренебрегать такими людьми! За ним еще двое опытных диверсантов. А что, у нас так много профессионалов? Окрестные бандиты — вот наша армия. Разве можно на них полагаться в серьезных делах? Ты ведь планируешь крупную акцию на стадионе, не так ли? Там будет половина города, все руководство края и, разумеется, вся городская милиция и подразделения НКВД. И ты собираешься устранить их, имея за спиной кучку бандитов?