— Сразу — это в понедельник?
— Да.
— А ты ведь, Санечка, помнится, был возле дома Литвинова в воскресенье утречком? Молчишь?
— Ну был, я же сам тебе сказал об этом.
— И даже наружку туда вызвал, так?
— Да. Приехали Фонарев и Чесноков. Вели их, Литвинова с Руденко. Они дошли до метро, а потом Руденко под присмотром Чеснока домой поехала. И Литвинов домой вернулся под приглядом Фонаря.
— И что дальше?
— Что, что? Ты меня допрашиваешь, что ли? — начал заводиться Турецкий. — Я и сам знаю, что осел! Отпустил Фонарева, пожалел — воскресенье все же. Велел болтаться поблизости. Обработал консьержку. Чтобы звонила мне на мобилу, если Литвиновы дом покинут.
— Что же, она тебе не позвонила, что ли?
— Ну… Я сам «трубу» отключил нечаянно.
— Ты сам отправился в Мансуровский переулок, дом семь.
— Ты что? Ты что, следишь за мной? — вскричал Турецкий.
— Что ты несешь, Саня? Давай-ка выпьем и поговорим по-мужски. Я не думал, что этот разговор потребуется, но теперь вижу — надо нам помараковать.
Грязнов встал, запер дверь Турецкого на ключ. Достал из портфеля бутылку водки, соленые огурцы и хлеб.
— Неприхотливая закуска, — отметил Александр.
— Чтобы от разговора не отвлекаться, — откликнулся Грязнов, разливая водку по стаканам. Давай тяпнем за дружбу. За нашу дружбу. Не возражаешь?
— Нет. Пока не вижу оснований не поддержать тост, — как бы хорохорился Турецкий.
Они выпили, взяли по краюхе хлеба с огурцом.
— Классные огурцы, — отметил Турецкий. — Сам солил?
— Нет. Это Зинаида солила.
— Зинуля? Секретарша?
— Она самая.
— Понятно.
— Саня, оставим Зину в стороне и давай поговорим о Насте Вересовой, об Ирине и о тебе.
— Прямо «Сага о Форсайтах». Откуда ты знаешь про Настю? Шпионишь?
— Дурак ты. Ты кого просил ее адрес пробить? Забыл уже?
— Колобова просил.
— Вот именно.
— А он тебе тут же донес.
— Не донес, а доложил. Потому что сразу понял, что никакая она не свидетельница по какому-то там делу о краже булочки из универсама.
— Я этого не говорил. При чем здесь булочка?
— Это я фигурально. Саня! Ты соображаешь, что ты делаешь? Эта девочка годится тебе в дочери.
— Ну и что? Какое ваше дело? Твой Колобов спит с Лисовской чуть ли не в здании МУРа, твоя Зинуля засаливает для тебя огурчики. Моралисты хреновы!
— Тихо, тихо. Ты не психуй. Давай-ка выпьем еще, и я тебе притчу расскажу.
— Давай выпьем. Мне что? Солдат спит, служба идет. Наливай.
— Уже.
— За что?
— За взаимопонимание.
— Замечательный тост. Вперед!
Турецкий занюхал выпитое куском хлеба.
— Так вот, Санечка, притча эта буддийская.
— Слова списал у Моисеева? Нашего отца-криминалиста?
— Не важно. Важна суть. А суть такова: старый буддийский монах и его ученик отправились в путешествие в сезон дождей. И возле одного из разлившихся ручьев увидели молодую женщину. Как ты, Санечка, конечно, знаешь, буддийские обеты запрещают даже поднимать глаза на женщин.
— Во-во! Это интересно. С этого места поподробнее.
— Так вот. Несмотря на запрет, старый монах посадил девушку к себе на плечи и перенес ее через ручей. Весь оставшийся до вечера длинный путь молодой монах негодовал про себя на своего учителя. И только ночью, улегшись спать, он позволил себе спросить: «Учитель! Как вы могли так поступить? Это противоречит всем нашим обетам!» Старый монах рассмеялся в ответ: «Да, но я оставил женщину у ручья, а ты целый день носишь ее на себе. Так кто же из нас нарушает обет?» Так кто же из нас нарушает обет, Санечка? Я, Колобов или ты? Эту девочку по имени Настя ты носишь на плечах уже месяц. У тебя на лбу «основной инстинкт» звездой сияет. Это видят все. Твои подчиненные, которые стали вдруг капризны и не хотят работать по воскресеньям или не улавливают в распечатке телефонных разговоров то, на что нужно ткнуть пальцем. Кот из дома — мыши в пляс! Куда это годится? Ну ладно, работа. Это вся наша с тобой жизнь, но не вся. И не главная. Что ты делаешь с Ириной?
— А что?
— Что? По морде бы тебе за это «что?». Я звоню ей вчера, спрашиваю тебя. Она мне с весельем повешенного сообщает: «Турецкого нет. У него роман».
— Ты… Вы… Вы что, сказали ей?
— Дурак ты, больше ничего. Кто мог ей сказать? Я? Колобов? Может, Лисовская?
— Откуда же она?..
— Санечка! Я, конечно, не сексолог, не психоаналитик, но я задам тебе вопрос, который наверняка задали бы вышеозначенные специалисты: когда ты спал со своей женой? Когда это было в последний раз?
Александр докурил сигарету, вдавил в пепельницу окурок и тут же закурил снова. Ну да, месяц назад, не меньше. А раньше? Гос-споди… Не было дня, чтобы…
— Это не твое дело!
— Это мое дело! Разумеется, не нужно вспоминать даты. Потому что раньше, когда бы я ни позвонил, я знал, что оторвал тебя от Ирины.
— Ты мне всегда завидовал.
— Да, завидовал. Но по-доброму. Неужели ты не понимаешь, что вы с Ириной — моя семья?! Я любовался вами, гордился вами!
— Ей нечего бояться. Я ее никогда не брошу.
— Саня! Да ты и впрямь осел! Ты привык к своему счастью, ты привык к Ирине, к ее любви. Ты ничего не понимаешь в своей жене… Она сама от тебя уйдет!
— Кто? Ира? От меня?!
— Да! И я на ней женюсь.
— Что? Разбежался!
— А что ты делаешь с девочкой? С этой Настей?
— Тебе в подробностях? — злобно сузил глаза Александр.
— Дурак ты. Я не о том. Ты ее к себе привязываешь. Она привыкает к тебе. Ты приручаешь ее. Какое ты имеешь на это право? Ты, женатый человек?
Саша потер переносицу, глухо заговорил:
— У нас с ней есть договоренность: Настя свободный человек. И когда она захочет от меня освободиться, она уйдет. И я слова не скажу.
— Договоренность… Грош цена таким договоренностям. Чтобы от тебя освободиться, ей нужно перестать с тобой встречаться. Именно так, а не наоборот.
— А я пока не готов с ней расстаться! Не готов, понимаешь? Я влюбился!
— Ну да, седина в бороду…
— Прекрати говорить пошлости! — вскричал Турецкий. — Я знаю, что все это кончится, и я буду страдать. Так, как страдает сейчас Ирина. Но на сегодня у меня нет сил разорвать эти отношения. Нет, понимаешь?