Он слишком долго смотрел на эти буквы. Рука Бедна схватила его за панцирь, и он услышал голос Дидактилоса:
– Ух ты, я слышал, из них получается неплохой суп…
Брута съежился.
– Вы забили камнями нашего посланника! – кричал Ворбис. – Безоружного человека!
– Он сам навлек на себя эту беду, – ответил тиран. – Аристократ присутствовал при том происшествии. Он может все рассказать.
Высокий старик поднялся и кивнул.
– Согласно традиции, на рыночной площади имеет право выступать любой… – начал он.
– И быть забитым там камнями? – прервал его Ворбис.
Аристократ поднял руку.
– Таким образом, – продолжил он, – на рыночной площади каждый может говорить все, что угодно. Кроме того, у нас есть и другая традиция, называемая свободой выслушивания. К сожалению, когда людям не нравится выступление, они могут пускать в ход… э-э… довольно веские аргументы.
– Я тоже был там, – вступил в разговор другой советник. – Ваш жрец поднялся на возвышение, и сначала все шло прекрасно, потому что люди смеялись. Но потом он сказал, что Ом – единственный настоящий Бог, и тут все замолчали. А когда он сбросил с постамента статую Тувельпита, Бога Вина, тогда-то все и началось.
– Вы намекаете, что его поразила молния? – спросил Ворбис.
Ворбис больше не кричал, голос его стал спокойным, лишенным всяких чувств. Наверное, именно так разговаривают эксквизиторы, невольно подумал Брута. Когда инквизиторы заканчивают свою работу, начинают говорить эксквизиторы…
– Э-э, нет. Его поразила амфора. Понимаете, как оказалось, среди слушателей присутствовал сам Тувельпит.
– Стало быть, с точки зрения ваших богов, избить ни в чем не повинного человека – это нормально?
– Ваш миссионер заявил, что людей, которые не верят в Ома, ждут вечные мучения. Должен сказать, что толпа посчитала эти его слова оскорбительными.
– И начала швырять в него камни…
– Пара-другая мелких булыжников. Они хотели всего-навсего унизить его. И то камни пошли в дело только после того, как кончились овощи.
– Так в него и овощами бросались?
– Только когда закончились тухлые яйца.
– А когда мы пришли, чтобы выразить протест…
– По-моему, шестьдесят кораблей – это нечто большее, нежели обычный протест, господин Ворбис, – вмешался тиран. – Кроме того, мы вас уже не раз предупреждали. Каждый находит в Эфебе то, что ищет. Готовьтесь к новым набегам на свои берега. Мы сожжем все ваши корабли. Если вы не подпишете вот это.
– А как насчет права беспрепятственного хода через Эфеб? – спросил Ворбис.
Тиран улыбнулся.
– Через пустыню? Мой господин, если вы сумеете пересечь эту пустыню… В общем, я дарую вам это право.
Тиран отвернулся от Ворбиса и посмотрел на небо, видневшееся между колонн.
– А сейчас, как вижу, время близится к полудню, – заметил он. – Становится все жарче. Очевидно, вам с коллегами есть что обсудить. Мы выдвинули столько… э-э… интересных предложений. Могу я предложить встретиться еще раз на закате?
Ворбис, казалось, обдумывал предложение.
– Думаю, – наконец произнес он, – наше обсуждение продлится несколько дольше. Как насчет завтрашнего утра?
Тиран кивнул.
– Как вам будет угодно. Дворец находится в полном вашем распоряжении. Здесь имеются превосходные храмы и произведения искусства – если вы изъявите желание их осмотреть. А если вам захочется перекусить, скажите об этом первому же рабу.
– Раб – эфебское понятие. У нас в Оме нет такого слова, – гневно ответил Ворбис.
– Мне об этом известно, – кивнул тиран. – Полагаю, у рыб тоже нет слова, обозначающего воду. – Он опять улыбнулся быстрой улыбкой. – Еще есть бани и, конечно, библиотека. Великое множество достопримечательностей. Вы – наши гости.
Ворбис склонил голову.
– Молю Бога о том, чтобы когда-нибудь вы стали моим гостем.
– Представляю, какие достопримечательности будут мне показывать, – усмехнулся тиран.
Вскочив на ноги, Брута опрокинул скамью и покраснел от смущения.
«Но все ведь было не так! – думал он. – Брат Мурдак… По словам Ворбиса, его сначала били до полусмерти, а потом пороли, покуда он совсем не испустил дух. Брат Нюмрод говорил, что видел тело собственными глазами, а он не мог лгать. Какая жуткая кара – он ведь только проповедовал! Люди, способные на такое, достойны… жесточайшего наказания. А. еще они держат рабов. Заставляют людей работать против их воли. Обращаются с ними как с животными. Даже своего правителя они называют тираном!
Но почему?…
Почему я этому не верю?
Почему я уверен, что все это неправда?
И что он имел в виду, говоря о том, что у рыб тоже нет слова, обозначающего воду?»
Омниан то ли отконвоировали, то ли довели до их покоев. В своей комнатушке на столе Брута увидел другую вазу с фруктами, немного рыбы и хлеб.
Какой-то человек подметал пол.
– Гм… – смущенно произнес Брута. – Ты – раб?
– Да, хозяин.
– Должно быть, это ужасно.
Человек оперся на метлу.
– Ты прав. Это ужасно. Просто ужасно. Знаешь, у меня всего один выходной день в неделю.
Брута, никогда не слышавший слова «выходной» и не имевший ни малейшего понятия, что оно означает, неуверенно кивнул.
– А почему ты не убежишь? – спросил он
– Уже убегал, – ответил раб. – Один раз добежал до самого Цорта. Но мне там не понравилось. Вернулся. Теперь каждую зиму убегаю на две недели в Джелибейби.
– И каждый раз тебя привозят обратно?
– Ха! Если бы! Он жалкий скряга, этот Аристократ! Приходится самому возвращаться. Просить, чтобы меня подвезли, и все такое прочее!
– Ты возвращаешься сам?
– Да. За границей хорошо гостить, а не жить. Как бы то ни было, ходить в рабах мне осталось всего четыре года, а потом я свободен… А свободный человек имеет право голосовать. И содержать рабов. – Его лицо напряглось от усилия, когда он продолжил перечисление, загибая пальцы: – Вообще, рабы обеспечиваются трехразовым питанием, один раз – обязательно мясом. Один выходной день в неделю. Разрешенные две недели побега каждый год. Я не чищу плиты, не поднимаю тяжести и подвергаюсь насмешкам только по согласованию.
– Да, но ты не свободен! – воскликнул совершенно сбитый с толку Брута.
– А в чем разница?
– Э-э… ну, когда ты свободен, у тебя вообще нет, как это, выходных. – Брута почесал в затылке. – И кормят тебя реже.