– Правда? Тогда я лучше откажусь от свободы, спасибо большое.
– Э… Слушай, ты здесь черепаху не видел? – спросил Брута.
– Нет. А я убрал везде, даже под кроватью.
– Может, ты видел каких-нибудь черепах в округе?
– Что, черепахи захотелось? Говорят, из них получается вкусный…
– Нет, нет. Все в порядке.
– Брута!
Это был голос Ворбиса. Брута поспешил во двор и, постучавшись, вошел в комнату дьякона.
– А, Брута…
– Да, господин.
Ворбис, поджав ноги, сидел на полу и смотрел на стену.
– Ты так молод и впервые попал в другой город. Наверное, ты хотел бы многое посмотреть.
– Да?
Ворбис снова говорил своим эксквизиторским голосом, монотонным и спокойным, похожим на тупую полоску стали.
– Можешь отправляться куда угодно. Но внимательно смотри по сторонам, Брута. И ко всему прислушивайся. Ты – мои глаза и уши. И память. Узнай все об этой стране.
– Э-э, мне правда можно выйти отсюда, господин?
– Я произвожу впечатление человека, говорящего неправду?
– Нет, господин.
– Иди же. И наполни себя знаниями. Возвращайся к закату.
– Э… я что, могу пойти даже в библиотеку?
– А? Ах да, библиотека. Библиотека, которую здесь собрали. Конечно. Набита бесполезными, опасными и пагубными знаниями. Я вижу это словно наяву, Брута. Можешь себе это представить?
– Нет, господин Ворбис.
– Невинность – вот твой щит, Брута. Да, во что бы то ни стало попади в библиотеку. На тебя ее чары не подействуют.
– Господин Ворбис?
– Да?
– Тиран сказал, что с братом Мурдаком не сделали ничего такого…
Тишина развернулась на всю опасную длину.
– Он солгал, – ответил наконец Ворбис.
– Да.
Брута ждал продолжения. Однако Ворбис молча буравил взглядом стену. «Интересно, что он там такое увидел?» – подумал Брута. Когда стало понятно, что ждать продолжения бесполезно, он сказал:
– Спасибо, господин.
Но прежде чем выйти, юноша сделал шаг назад, быстро наклонился и заглянул под кровать дьякона.
«Вероятно, он попал в беду, – думал Брута, торопливо шагая по дворцу. – Такое впечатление, что здесь все сами не свои до черепах».
Он заглядывал буквально в каждый уголок – в то же время старательно избегая фресок с изображениями обнаженных нимф.
Вообще-то, Брута знал, что женщины несколько отличаются от мужчин. Деревню он покинул в возрасте двенадцати лет, когда многие его сверстники были уже женаты. Омнианство поощряло ранние браки – в качестве профилактического средства от греха, и все равно греховными считались любые действия, которые были связаны с частями человеческой анатомии, расположенными между шеей и коленями.
«Жаль, я не обладаю достаточными знаниями, чтобы спросить у своего Бога, что здесь такого греховного», – подумал Брута.
«Хотя вряд ли Бог обладает достаточными знаниями, чтобы внятно ответить на мой вопрос…»
Но куда же подевалась черепашка?
«Он не звал меня, – думал Брута. – Я бы услышал. Значит, еще есть надежда, что его пока не сварили».
Один из рабов, занятый полировкой статуи, объяснил ему, как пройти в библиотеку. Брута тяжело побежал по проходу между колоннами.
Когда он наконец добежал до дворика, расположенного у входа в библиотеку, то увидел там толпу философов, которые, вытянув шеи, старались что-то рассмотреть. А потом услышал обычную перебранку, свидетельствующую о том, что философский спор находится в самом разгаре.
На сей раз спор шел о следующем…
– Ставлю десять оболов, что она это не повторит!
– Ты говоришь о деньгах? Такое не каждый день услышишь, Зенон.
– Да. И сейчас ты с ними распрощаешься.
– Дядя, перестань. Это всего лишь черепаха. Наверное, это какой-то черепаший брачный танец…
Все затаили дыхание. Потом раздался общий вздох.
– Вот!
– И это ты называешь прямым углом?!
– Кончай! Посмотрел бы я, какой бы угол у тебя получился – в подобных-то обстоятельствах!
– А что она сейчас делает?
– Кажется, проводит гипотенузу.
– И это гипотенуза? Она же волнистая.
– Никакая она не волнистая. Черепаха проводит ее прямо, это тебя шатает из стороны в сторону.
– Ставлю тридцать оболов на то, что квадрат ей не осилить!
– Ставлю сорок, что она его сделает.
Снова пауза, затем возбужденные крики.
– Да!
– А по-моему, больше похоже на параллелограмм, – раздался капризный голос.
– Послушай, уж квадрат-то я всегда отличу. И это квадрат.
– Хорошо! Удваиваю ставку. Бьюсь об заклад, двенадцатиугольник ей окажется не по зубам.
– Ха! Только что ты говорил, что ей не осилить семиугольник.
– Я удваиваю. Двенадцатиугольник. Что, боишься? Чувствуешь себя ощипанной курицей с плоскими ногтями? Ко-ко-ко!
– Мне стыдно брать твои деньги…
Очередная пауза.
– Десять граней? Десять граней? Ха!
– Я же говорил, все это ерунда! Кто-нибудь слышал о черепахе, разбирающейся в геометрии?
– Очередная глупая идея, а, Дидактилос?
– А я сразу говорил. Самая обычная черепаха…
– Говорят, из них получается вкусный…
Толпа философов распалась и прошла мимо Бруты, не обратив на юношу ни малейшего внимания… Он увидел круг влажного песка, исчерченный геометрическими фигурами. Среди них сидел Ом. Чуть поодаль стояла пара крайне неряшливых философов, подсчитывавших монеты.
– Ну, Бедн, как наши дела? – спросил Дидактилос.
– Поднялись на пятьдесят два обола, о учитель.
– Вот видишь. С каждым днем мы зарабатываем все больше. Жаль, что она до двенадцати считать не умеет. Отрежь ей одну лапу, сварим похлебку.
– Отрезать лапу?!
– С черепахами так и следует поступать, не есть же ее всю сразу…
Дидактилос вдруг заметил пухлого паренька с красным лицом и косолапыми ногами, который стоял у входа во дворик.
– Тебе чего? – спросил он.
– Эта черепаха умеет считать до двенадцати, – вдруг промолвил юноша.
– На этой скотине я только что потерял целых восемьдесят оболов! – воскликнул Дидактилос.