Предрассветная лихорадка | Страница: 17

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

* * *

В этот день, поздно вечером, на бетонной площадке с торчащим из трещин бурьяном, парни, кутаясь в одеяла, как обычно, сидели вокруг дощатого стола, скудно освещаемого электрической лампочкой. Сидели в дремотной тишине, закрыв глаза или тупо уставясь в неоштукатуренную кирпичную кладку.

Мой отец стоял, привалившись спиной к стене и зажмурив глаза. Казалось, он спал.

Новых стихов сейчас посылать не буду, кроме одного сонета. У меня более грандиозный замысел: обдумываю сейчас план романа. Темой будет путешествие в товарном вагоне двенадцати разных людей – мужчин, женщин, детей – немцев, французов – венгерских евреев – образованных и безграмотных. Как их везут в концлагерь. Из безопасной жизни в смерть. Об этом – первые двенадцать глав.

А следующие двенадцать будут повествовать об освобождении. Пока это все очень сыро, но желание взяться – огромное.

Пал Якобович, мужчина тридцати лет, у которого постоянно дрожали руки и врачи даже не пытались утешить его надеждой на излечение, мерно раскачивался на скамейке и молитвенно бормотал:

– Боже, Боже, услышь мою молитву и пошли мне женщину, красивую, темненькую, а не найдется темненькой, то пошли хоть светленькую…

Тибор Хирш, радиомеханик и ассистент фотографа, сидевший на другом конце стола, не выдержав, рявкнул на Якобовича:

– Придумал о чем молиться! Не смеши народ!

– Молюсь, о чем я хочу!

– Якобович, ты уже не мальчишка, тебе тридцать лет.

Якобович взглянул себе на руки и правой вцепился в левую, чтобы как-то умерить тремор.

– Тебя это не касается!

– В твоем возрасте мужчины уже не вздыхают по женскому полу.

Якобович повысил голос:

– А что они делают? Письку дергают?!

– Ну зачем эти пошлости!

Якобович впился ногтями в руку, пытаясь сдержать проклятую дрожь.

– Что должен делать тридцатилетний мужчина, Хирш?! Объясни! – заорал он.

Хирш пожал плечами:

– Подавлять желания. Принимать бром. Ждать своего часа.

Якобович ударил по столу:

– А я больше не желаю ждать! Я достаточно ждал.

Он вскочил и умчался в барак.

Мой отец, продолжая стоять у стены, усмехнулся уголками рта.

Лили, моя дорогая! О, с каким удовольствием я бы выругался сейчас! Для меня это способ выпустить пар, такой же, как для девушки – выплакаться. Это просто кошмар, как мы тут распустились… Я очень хочу раздобыть для тебя книгу Бебеля “Женщина и социализм” – надеюсь, она у тебя пойдет.

Лили свернулась под одеялом и заплакала. Было уже за полночь. Шара, услышав скулящие звуки, проснулась, вскочила с кровати, откинула одеяло и погладила Лили по волосам.

– Ты чего плачешь?

– Так.

– Приснилось что?

Шара юркнула к Лили под одеяло, и они стали разглядывать потолок, как делали чуть ли не каж-дую ночь. Неожиданно над ними выросла Юдит Гольд:

– Меня пустите?

Девушки потеснились, и Юдит Гольд тоже забралась в постель.

– А кто такой Бебель? – спросила Лили.

– Какой-то писатель, – хмыкнула Юдит Гольд.

Шара села. Тут была уже сфера ее интересов. В таких случаях она принимала позу учительницы и, как правило, даже поднимала вверх указательный палец.

– Не какой-то! Это изумительный человек!

Лили вытерла слезы.

– Говорят, у него есть книга… “Женщина и социализм”.

Юдит Гольд, которую раздражало всезнайство Шары, а левацкие идеи просто бесили, тут же парировала:

– Чего стоит одно название! Ой, держите меня! Сейчас побегу читать!

Но Шару это ничуть не смутило.

– Это лучшая книга Бебеля! Меня она многому научила.

Юдит Гольд пожала под одеялом руку Лили. И, не желая уступать первенство в вопросах литературы, решила открыть новый фронт:

– Это поэт твой тебе морочит голову?

– Да, он пришлет мне книгу. Как только сможет.

– Выучи из нее наизусть отрывки. Сразишь его наповал.

Шара, продолжая сидеть, воздела указательный палец:

– Главная мысль “Женщины и социализма” заключается в том, что в прогрессивном обществе женщина является равноправным партнером мужчины. И в любви, и в борьбе, и во всем остальном.

Юдит Гольд криво усмехнулась:

– Дурак он, ваш Бебель. Уж точно он не был женат. Наверное, сифилитик был.

Шара кипела от ярости, в голове у нее крутилась куча разных ответов, но выбрать какой-то один она так и не смогла. И без слов повалилась на спину.

Книгу я с нетерпением жду. Шара когда-то уже читала ее, но с удовольствием прочтет еще раз.

* * *

По прибытии в Авесту обитателям барака выдали две настольные игры и шахматы. Описания настольных игр были на шведском, а сами игры показались им примитивными, так что, опробовав их однажды, они их забросили.

Зато за шахматы велись настоящие бои. Чаще всего играли Лицман и Якобович. Лицман якобы был даже чемпионом Сегеда. Они играли на деньги, что давало им некоторые преимущества в притязаниях на доску. Лицман, как всегда, комментировал партию. Вот он поднял слона и, описывая им круги в воздухе, завопил:

– Берегись! За-ши-буу! Ша-ха-хаах!!!

Якобович надолго задумался. Вокруг толпились зеваки. И в этой напряженной предматовой тишине, как удар колокола, прозвучал торжествующий вопль Хирша:

– Жива!!!

Радиомеханик и ассистент фотографа сидел в кровати, размахивая письмом:

– Жива! Моя жена жива!

Все молча уставились на него.

Хирш встал и оглянулся по сторонам. Его лицо сияло.

– Жива! Понимаете?!

Он двинулся по палате. Шагал между койками и, будто флаг, держал над головой только что полученное письмо.

– Жива! Жива! Жива! – вопил он.

Первым к нему присоединился Гарри. Он подскочил к Хиршу сзади, положил руки ему на плечи и подстроился под его ритм. Они ходили между кроватями по бараку и распевали, будто триумфальный марш:

– Жива! Жива! Жива! Жива!

Потом к ним примкнули Фрид, Григер, Облат и Шпиц. Горячая, неудержимая жажда жизни била через край. Не выдержав, отец тоже пристроился сзади, а за ним и все остальные из шестнадцати уцелевших, которые жили в бараке. Впереди, воздев над головой флаг-письмо, шел Хирш, за ним шествовали другие, а в хвосте – Якобович и Лицман.

Бесконечной длинной змеей процессия вилась по палате, отыскивая все новые маршруты. Они держали друг друга за плечи, но потом смекнули, что можно прыгать и по кроватям, по столам и по стульям – главное, чтобы не нарушался ритм.