Карасёва, конечно, пыталась юлить. На меня обрушился весь арсенал её уловок: отвлекающие разговоры, милые улыбки, будоражившие тщеславие комплименты. Но убедившись, что я начеку, она в конце концов сдалась и обречённо махнула рукой.
— Только не надо всё вешать на одну меня. Девки воровали, а я отвечай?
— Надо было за ними следить. Это входило в ваши обязанности, — невозмутимо ответствовал я.
Люся большей частью помалкивала и вступала в разговор только тогда, когда этого требовала производственная необходимость.
Всё время, пока шёл подсчет, я нетерпеливо посматривал на часы. Внешне я был спокоен. Но в душе — словно сидел на раскаленных углях. Меня одолевало нехорошее предчувствие. Какой-то внутренний голос предрекал мне новую беду, и я очень боялся, что эта беда коснётся Натальи. Поэтому, когда она, наконец, вернулась, у меня словно гора свалилась с плеч.
— Что же ты так долго? — укорил её я, испустив вздох облегчения.
— Так получилось, — устало ответила она. — О, я вижу, вы уже почти всё закончили. Молодцы. Каков результат?
— Все воровали, а я отвечай? — обиженно воскликнула Карасёва.
— Так я и думала, — пробормотала моя будущая супруга и обессилено облокотилась о прилавок.
Я смущённо кашлянул.
— Я могу теперь уйти?
— Куда?… А-а-а, к Евдокии. Ну, что ж, иди. Может она и впрямь что дельное скажет. Господи, когда же это всё кончится?…
Солнце садилось за горизонт. Небо заливал розовый закат. В тенях, отбрасываемых деревьями, начинал накапливаться мрак наступающей ночи.
В окнах бабки Евдокии было темно. Сквозь закрытые шторы пробивался лишь отсвет телеэкрана. Я поднялся на крыльцо и вежливо постучал. Ответа не последовало. Я постучал сильнее, но мне по-прежнему никто не открывал. Я взялся за ручку и слегка подтолкнул её вперед. Дверь оказалась не заперта. Я осторожно переступил через порог.
— Евдокия Ивановна, вы дома?
Я прислушался. До моих ушей доносился лишь голос читавшего новости диктора. Я прошёл в комнату. Хозяйка сидела в кресле, уронив голову на плечо.
«Заснула», — решил я и протянул руку к выступавшему на стене выключателю. Вспыхнул свет. Увиденное повергло меня в шок. Бабка Евдокия была мертва.
Я в ужасе выскочил на улицу и стал растерянно стрелять глазами по сторонам. Из дома напротив появилась какая-то женщина. Я бросился к ней.
— Помогите, пожалуйста!
— Что случилось?
— Евдокия Ивановна умерла.
Женщина схватилась за сердце.
— Господи! Я же утром её видела. С ней было всё в порядке.
— Вы, наверное, Варвара Колесникова, — догадался я.
— Да.
— Мне Евдокия Ивановна о вас рассказывала. А я Сергей.
— А-а-а. Вы… это… с Наташей Буцынской?…
— Да, да. У вас, вроде, есть телефон. Вы не могли бы вызвать «скорую»?
— Конечно, конечно. Сейчас вызову.
Моя собеседница исчезла за калиткой. Я тяжело плюхнулся на примыкавшую к забору скамейку и вытер выступивший на лбу пот.
Ну и дела!
Тут мой взгляд упал на обгоревшие развалины Зинкиного дома. Из них украдкой выглядывал какой-то человек. В его осанке было что-то знакомое. Я приподнялся. Увидев, что его заметили, незнакомец быстро скрылся за соседними домами. Но того мгновения, в течение которого я имел возможность наблюдать его профиль, оказалось достаточно, чтобы мои ноги буквально приросли к земле. Это была Зинка. Провалиться мне сквозь землю, если это не так! Я её узнал. Значит, она жива. Но кто же тогда угорел в пожаре?
Сзади хлопнула дверь. Я обернулся. Варвара спускалась с крыльца.
— Всё, позвонила, — крикнула она. — Сейчас приедут.
Очутившись возле меня, она, запыхавшись, добавила:
— Какой ужас! Просто поверить не могу.
— Вы не ответите мне на один вопрос? — произнёс я.
— Пожалуйста, спрашивайте.
— Вы помните тот день, когда сгорела Зинкина хибара?
— Помню. Как не помнить. Ведь мы с мужем первые этот пожар и заметили.
— Вы видели своими глазами обгоревший Зинкин труп?
Мою собеседницу передёрнуло. Она обильно перекрестилась.
— Не приведи Господь такое ещё раз увидеть!
— Вы уверены, что это была именно Зинка? Это не мог быть кто-то другой?
Варвара изумлённо вытаращила глаза:
— Уверена. Она. Конечно она. Её лицо хоть и обуглилось, но рассмотреть его было можно.
Я задумчиво нахмурил лоб. У меня не было оснований не доверять её словам, но я готов был голову дать на отсечение, что у развалин стояла именно Зинка, и никто другой.
Я снова посмотрел на Варвару. Её взгляд словно остекленел.
— Господи! Вспомнила, где я его видела! — едва слышно прошептала она.
— Кого его? — насторожился я.
— Чёрного охотника.
Я возбуждённо подался вперед.
— Чёрного охотника?
— Ну да. Днём я поливала на подоконнике цветы. Вдруг гляжу, от Евдокии кто-то выходит. Такой среднего роста, худощавый, немного сутулый, в чёрном охотничьем плаще, а на голове — капюшон. Я тогда ещё подумала: чего это он так укутался? Дождя то нет.
Я прикусил губу. Значит, «чёрный охотник» — это, действительно, не Яшка. Яшка в тюрьме, и появиться здесь сегодня никак не мог. Но кто же тогда скрывается под этим таинственным плащом?
— Я его видела в ночь пожара, — продолжала моя собеседница. — Когда мы с Петром выскочили на улицу, он маячил вдалеке.
— Да, да, Евдокия Ивановна мне об этом рассказывала, — пробормотал я. — А скажите, у него было что-нибудь в руках?
— Ничего, — ответила Варвара.
— Вы в этом уверены?
На лице моей собеседницы появилось сомнение, но через несколько секунд она решительно тряхнула головой.
— Уверена. А почему вы об этом спрашиваете?
— Да так, — снова наморщил лоб я. — Очень может быть, что Евдокию Ивановну…
Заканчивать фразу мне не пришлось. Варвара всё поняла. В её глазах вспыхнул испуг. Вдали послышался вой сирены…
Моё подозрение оказалось верным. Осмотрев бабку Евдокию, пожилой бородатый врач вынес шокирующий вердикт:
— Она задушена.
Милиция приехала быстро. Не прошло и двадцати минут, как у забора с визгом затормозил желто-синий УАЗик.
— Без тебя, я смотрю, не обходится ни одно ЧП, — сурово констатировал выпрыгнувший из машины Ланько.
Мы прошли в дом. На меня обрушился целый шквал вопросов: что? зачем? почему? когда пришёл? где был до этого? кто меня видел?…