– Ничего мы забирать не будем, – сурово ответил я. – Просто походим и посмотрим. А он, может, вернется.
Папа, кажется, говорил, что здесь когда-то был пионерский лагерь, а потом что-то вроде пансионата для родителей с детьми.
Когда мы взобрались на причал, нам открылась невзрачная, даже, я бы сказал, грустная картина. Вдали стояли одноэтажные длинные здания с выбитыми стеклами и с разобранными крышами. Между зданиями, там и сям (так в старых романах пишут), на подставочках из облезлых кирпичей виднелись белые гипсовые фигурки в виде дяди-пионера с барабаном и тети-пионерки с горном. У них у всех, как правило, было по одной руке и не было ни одной головы.
Поближе к причалу имелся довольно приличный домик, на двери которого висел запертый замок.
– Там живет Лодочник, – уверенно сказал Алешка. – А вон там, – он показал на сарайчик рядом с домом, – там он прячет свою сеть. Пошли посмотрим.
Мы заглянули в сарайчик. Сети там не было. Прислоненные к стене, стояли ровными рядами весла, висели повсюду красно-белые спасательные круги.
Но не это главное. Мы увидели в этом сарайчике еще такое, что навело нас на всякие мысли…
Уголок в этом сарае, с паутиной по стенам и на окошке, был занят чем-то вроде мастерской народного умельца. Небольшой верстак и много полок. А на полках стояли всякие красивые поделки. Чего тут только не было. Фигурки людей и животных, домики, лодочки и кораблики, ангелочки, колокольчики. Некоторые фигурки были откровенно деревянные, а некоторые выглядели как из какого-нибудь металла или мрамора и даже будто из стекла.
– Ни фига! – восхитился Алешка. – Вот тебе и Лодочник! А это что? Гляди, Дим! Классная фишка!
На верстаке, зажатый в тисочки, красовался пистолет совершенно как настоящий. Точная копия «макарова». Только из дерева. Покрасить его черной краской – от настоящего не отличишь.
Алешка повертел пистолет в руках и снова закрепил его в тисочках. С большим сожалением.
Мы еще полюбовались на поделки, поискали по углам сеть. К моему удовольствию, мы ее не обнаружили.
– Ладно, – сказал я, – поехали домой, скоро родители приедут.
– Ты все-таки, Дим, папе про этого песчаного жителя пока не рассказывай. А то вдруг мы что-нибудь напутали. Может, он вполне хороший человек.
Я Алешку давно уже знаю, чуть больше десяти лет. Он, конечно, человек неожиданный. Но иногда его поступки можно предугадать. Он, разумеется, вместо сети уже что-нибудь другое придумал. Такое же не скучное. Например, вырыть у входа в пещеру яму и замаскировать ее ветками. Свалится туда песчаный житель, а мы тут как тут. Как заорем: «Ага! Попался!..»
Алешка сел за весла. Он тоже хорошо гребет. Но только все время отвлекается. На все, что видит вокруг. «Дим, рыбка плеснула. Дим, чайка тебе на голову капнула. Дим, слышишь, в лесу собака лает. Дим, красивые у меня шнурки, да? Мама от них ахнет».
И при каждой фразе ему почему-то нужно обязательно бросить весла и пожестикулировать. В конце концов я прогнал его на корму и взялся за греблю.
Из-за этих «Дим, а ты слышал? Дим, а ты видел? Дим, а ты знаешь?» мы добирались до своего берега довольно долго. И когда причалили, стало ясно, что наши родители уже приехали. Мы пошли к дому. Мама, наверное, уже что-нибудь готовила, а папа и Матвеич сидели на капитанском крыльце и о чем-то тихо разговаривали.
– Давай вокруг дома подкрадемся к ним, – шепнул мне Алешка.
– А зачем?
– Как заорем – они как подскочат!
Не знаю почему, но эта дурацкая идея мне понравилась. Мы обошли дом и притаились за углом, выбирая момент. И вдруг Алешка придержал меня за руку и приложил палец к губам. Мы замерли.
– Ну что ты, Сережа, – говорил Матвеич успокаивающим голосом, – у вас славные пацаны. Озорные, конечно, фантазеры, но честные. Они не могли это сделать.
– Тогда мне эта история, – тревожно проговорил папа, – еще больше не нравится. Я навел справки, Федор Матвеич. Ганс освободился несколько месяцев назад.
– Ерунда. Ты думаешь, он захочет снова оказаться за решеткой?
– Кто его знает? Он же неуправляемый.
– Но пистолет здесь ни при чем. И твои ребята тоже. Тем более что этот пистолет, ты же знаешь…
– Стоп! – сказал папа. – По-моему, нас подслушивают. И даже пишут на диктофон. – И папа указал на две падающие из-за угла тени на траве – одну побольше, другую поменьше. – Сдавайтесь! – крикнул папа. – Руки на капот!
Мы вышли из-за дома.
– Вы брали пистолет? – строго спросил папа.
– А что? – вопросом ответил Алешка.
– А то!
– Я два раза брал. И Димка один раз.
– А дальше?
– А дальше ничего. – Алешка невинно похлопал глазами.
Папа и Матвеич переглянулись. Папа снова хотел было что-то спросить, но тут на «мостик» выскочила сияющая мама. И радостно защебетала:
– Вот они! Все такие же! – Оглядела нас. – Боже мой, Алешка, что с твоими ногами? Куда ты дел шнурки? Дима, а ты вроде здорово поправился.
– Мы его заставляем пробу снимать на кухне. Чтобы он нас не отравил. Ты привезла для тетушки Тильды собачий корм, цветы и кофе? А то она всегда такая голодная.
– Она что, – удивилась мама, – цветы ест?
– Не знаю, – уклонился Алешка. – Она, кажется, все ест. Она тут для Димитрия песню такую пела, старинную. Романец называется. «Отвáри поскорее калитку!»
Не всегда поймешь – когда он всерьез тарахтит, а когда ехидничает.
– А я ей должен автопортрет нарисовать. В виде подсвечника. На полке. Она этого достойна. Вообще-то не ей, а ее Сене Бернару.
– Сенбернар – это ее собака?
– Верный друг. Но еще не череп.
– Все, – сказала мама. – Я спокойна. С вами все в порядке. Отварная калитка, автопортрет подсвечника, собачий череп на полке.
– И пропавший пистолет, – добавил папа.
Вот! Недаром же Сеня Бернар его облизывал! Недаром мне показалось, что в его пакете что-то есть!
– Какой пистолет? – спросила мама.
– В виде подсвечника, – хмыкнул папа. – Какой же еще?
– Ничего не понимаю, – сказала мама. – Один пистолет я уже нашла. Так у вас еще один потерялся?
Папа с Матвеичем опять переглянулись. А Лешка тут же еще туману напустил:
– И мы с Димитрием один пистолет нашли. В тисках. Некрашеный.
– Федор Матвеич, дорогой, – сказала мама, – мы вам сочувствуем.
– Да ничего, не беспокойтесь, – ответил он. – У меня еще один пистолет есть.
– Некрашеный? – упавшим голосом спросила мама. – В тисках?